— Простите, Максим Леонидович, — мило и деликатно улыбнулся хозяин. По выражению его лица можно было догадаться о следующей фразе, которая скорее всего вертелась у него на языке, но не будет сказана: «Прощаю вам, Максим Леонидович, подобное предположение, поскольку вы человек военный и образ мыслей у вас соответствующий». — Видите ли, — все так же улыбаясь, продолжал Панкратов, — бесплатная медицина чревата опасными осложнениями. Как говорил герой Борисова в «Луна-парке»: «Жить в этой стране еще можно, лечиться — ни в коем случае». Никогда не посещаю эти прозекторские заведения и вам не советую.
— И все-таки, Валерий Валерьевич, если вас не затруднит, посмотрите, на месте ли ваш паспорт.
— Не затруднит, но, честно говоря, я понятия не имею, где он может быть, мой серпасто-молоткастый. Панкратов поднялся, оглядел квартиру, без всякой охоты порылся в ящиках стола, выпрямился, осмотрел книжные полки, но все это скорее для видимости, чем всерьез. Потом пожал плечами. Ему явно не хотелось возиться с ненужным, в сущности, паспортом.
— Знаете, боюсь, в данный момент не смогу удовлетворить вашего любопытства. — Панкратов улыбнулся. — Может быть, в другой раз. Поищу. Зайдите через пару недель. «Боюсь, что через пару недель будет поздно», — едва не сказал Максим, однако сдержался и кивнул:
— Хорошо, я загляну через пару недель. Кстати, Валерий Валерьевич, а как вы познакомились с этим Сережей? Панкратов на секунду смутился, а затем ответил с вызовом:
— Очень просто. Через газету.
— По объявлению?
— Именно.
— Кто давал объявление? Вы?
— Нет, Сергей.
— А фотографию свою вы ему посылали?
— Какое это имеет значение?
— Большое, Валерий Валерьевич, большое.
— По-моему, посылал.
— В полный рост? — уточнил Максим.
— Совершенно верно.
— Ясно. Спасибо. И последний вопрос: в объявлении был указан адрес или абонентский ящик?
— Абонентский ящик, разумеется. В наше опасное мирное время кто же отважится растиражировать в газете адрес?
— Да, верно… Максиму действительно все стало ясно. Паспорта у Валерия Валерьевича Панкратова уже не было, а был он у «приятеля Сережи», который легально вклеил туда свою фотографию. Стало быть, Панкратов, купивший в части форму, на самом деле никакой не Панкратов. Лже-Панкратов оказался умен. Через газету он нашел нужного человека, выкрал паспорт и, отправившись в паспортный стол, на вполне законных основаниях вклеил свою фотографию. Зачем ему настоящий паспорт? Как ни крути, а кроме выезда за границу ничего в голову не приходило. И ведь все рассчитал, скотина. Только вот с формой промашка вышла. По какой-то причине ему пришлось воспользоваться своим новым документом. Хотя, вполне возможно, что «Панкратов» теперь уже никакой и не Панкратов, а Сидоров или Иванов. Может быть, у него есть еще один паспорт. Даже скорее всего. Обо всем этом Максим думал, уже спускаясь по деревянной скрипучей лестнице. Устроившись на переднем сиденье «Волги», он скомандовал шоферу:
— На проспект Ленина. Помнишь, где останавливались днем? Вот туда же.
— Будет сделано, товарищ полковник, — бодро ответил тот. Машина рванула с места.
Перед тем как направиться в больницу, Проскурин еще поплутал по дворам, проверяя, нет ли за ним слежки. Однако ничего подозрительного не заметил. Скорее всего исполнительный сержант на посту ГАИ все-таки притормозил «уазик», тем самым дав «пятерке» возможность оторваться от преследования. Единственное, о чем сейчас жалел Проскурин, так это о том, что ему все-таки придется бросить машину. В самом деле, не станешь же разъезжать по городу с выбитыми стеклами и пулевыми дырами в бортах, а денег на срочный ремонт «жигуленка» у него не было. Оставалось загнать «пятерку» в темный уголок до лучших времен. Утешало только то, что он знал одного парня в местном отделении ФСК, так что на пару дней машиной можно будет разжиться. Проскурин подъехал к приемному покою корпуса травматологии третьей горбольницы и кивнул стоящему на крыльце, неторопливо покуривающему санитару:
— Слышь, друг, носилки давай. Тот щелчком отправил окурок в урну и лениво поинтересовался:
— Че стряслось-то?
— Лом через плечо! Я говорю: носилки давай! — рявкнул Проскурин. — Вопросы потом будешь задавать. Его тон убедил санитара в том, что сейчас вопросов задавать действительно не стоит. Парень без излишней, правда, спешки скрылся в дверях приемного покоя, а через несколько минут оттуда показались два здоровенных битюга, несших за ручки складные носилки.
— Кого доставили? — хмуро спросил один. — Что случилось?
— Собака ободрала. Вчера еще. Похоже, началось заражение.
— Ясно. Ну, давай клади его. Проскурин помог Алексею выбраться из машины, поддержал, пока тот укладывался на носилки, и спросил:
— Где у вас тут дежурный врач?
— А зачем тебе? — недобро осклабился санитар поздоровее.
— Не твоего ума дело. Неси раненого. И живо. Чтобы одна нога здесь, другая — там.
— Ты че тянешь-то, мужик? — усмехнулся санитар.
— Я на тебя в другом месте тянуть буду, — тихо, с угрозой в голосе ответил фээскашник. — Давай неси. Санитары затащили Алексея в приемный покой и подкатили к кабинету травматолога. Проскурин зашел следом. Дежурный врач, мужчина лет тридцати трех, отдаленно напоминающий Чехова, посмотрел на него и неприязненно заметил:
— Товарищ, здесь все-таки врачебный кабинет. Вы бы хоть для приличия верхнюю одежду сняли.
— Знаете, я ведь к вам не на чашку чая пришел, — зло усмехнулся Проскурин, вытаскивая из кармана удостоверение. — Значит, так. Никаких записей об этом человеке не делать, никакой информации никому не давать.
— Хорошо, — ответил врач без всякого почтения, словно наплевать ему было, кто перед ним — представитель ФСК или бандит с большой дороги.
— Хорошо понятно? — на всякий случай поинтересовался Проскурин.
— Хорошо, хорошо.
— Значит, и правда, хорошо. — Майор убрал удостоверение в карман. — Могут прийти люди. Не знаю, кем они представятся. Может быть, скажут, что из МВД или из местного отделения милиции. Или еще откуда. Неважно. Никому об этом человеке ничего не говорить. Все ясно? «Чехов» вздохнул.
— Товарищ майор, — наконец ответил он, — вы ведь, в конце концов, не с бестолковым разговариваете. Я понимаю нормальные человеческие слова с первого раза. Если вам будет спокойнее, то можете, конечно, повторить еще раз, но, уверяю вас, это совершенно излишне. Проскурин хмыкнул и вдруг улыбнулся.
— Да нет, это я так, на всякий случай. Ситуация серьезная. Этот парень, — он указал на маячащего в коридоре Алексея, — единственный свидетель по очень важному делу. Люди, которым он встал поперек дороги, сделают все, чтобы добраться до него и заставить замолчать.