— Какое?
— Вот вечером и узнаешь. И дверцей посильнее хлопни. Заедает, зараза.
Иван послушно хлопнул дверцей. От души, пушечно. Хорошо отлаженный «девяткинский» движок взревел, я, истошно взвизгнув тормозными колодками, машина шустро нырнула в просвет между бордовым «Вольво» и синей «пятёркой».
Иван ещё несколько секунд смотрел вслед «девятке». Вот он и остался один. Мир окрашивался в серые тона уныния. Где-то в подкорке копилось омерзительное чувство беспомощности. Как у комагозника, которому после года беспамятства предстоит вновь учиться ходить. Грызло изнутри, словно огромный червь. Если на дороге будет поджидать, ловушка, то он не пройдет по счастливой случайности мимо, а восторженно влетит точнёхонько в неё. Я никто не предупредит, никто не скажет: «Стоя, туг, похоже, подвох». Впрочем…
Вопреки приличиям, Иван ожесточенно сплюнул на асфальт и пробормотал себе под нос:
— Какого дьявола, в самом деле?
Трясясь в душном вагоне метро, Иван мысленно проговаривал длиннющий монолог, убеждая себя, что ничего страшного в его нынешнем положении нет. Более того, оно не так уж и плохо. Задание Сергея Борисовияа не обещало больших сложностей, а деньги за, работу платят вполне приличные. Так чего нюни распускать?
* * *
«Я не люблю общественный транспорт в часы пик. Мне не нравится, когда чей-то тяжёлый „дипломата“ бьёт по голени, когда толкают локтём в спину, когда кто-то, ожесточенно сопя, ввинчивается в сантиметровый зазор между мной и соседом, при этом костеря нас обоих, на чём свет стоит. В общественном транспорте принцип „человек человеку — друг“ становится очевиден даже да я слепых и клинических идиотов. Друг, брат и волк, хотя и звучит гордо.
Однако сегодня поездка мне понравилось. Толкотня напомнила о том, что я ещё жив. Что всё в порядке и в мире, помимо вещей неприятных, есть еще куча маленьких удовольствий, делающих монотонные будни вполне переносимыми. Энергия толпы заряжает. Захотелось выпить холодного пива и съесть вяленой воблы. Что я и осуществил незамедлительно. Рядом с метро купил у дородной бабульки рыбину, — „астраханская, с икоркой, милай“, — в ближайшей палатке — вару „Балтики“, — „свежее, свежее“, — позвонил в офис, сказал, что буду минут через сорок, и благополучно предался чревоугодию. Дождь поунякся. Моросило слегка, но мне, мокрому, это было что слону — комариный укус. И стоим я себе в подворотенке, попивал, пивко, грыз с аппетитом сухую, до невозможности соленую рыбу и глазел на прохожих, совершающих козлиные, фантастические по красоте ж изощрённости прыжки через гигантскую лужу, перекрывшую единственную дорогу к метро. Хорошее это занятие — наблюдать. Умиротворяющее.
Таким и предстал перед взором Танюшки. Умиротворенным, пахнущим улицей и воблой, с маслянисто поблескивающими после пива глазами. Грешен. „Балтика“ пробудила во мне куда более низменные алкогольные желания. Душа взалкала водки. Желательно хорошей и немедленно. Иногда на меня накатывает. Некоторые объясняют это тягай к раскрепощению творческих сторон личности. Я — врождённой предрасположенностью к алкоголизму.
Чувствую себя героем, ибо нашей силы отложить возлияние до вечера.
— Вам звонили, — с легким осуждением в голосе сообщила Танюшка.
Её второй кавалер был подвержен длительным запоям, и теперь она одинаково ненавидит всех выпивающих, независимо от дозы. Правда, с нами до открытого бунта не доходило. Начальство Танюшка уважает. Петра немного больше. Меня соответственно немного меньше.
— Кто?
— Дима, с Олегом. Они добрались до квартиры. Хотели отметиться, что у них все в порядке. Я все им передала и все записала.
— Что передала?
— Ну, о вашем звонке.
— Ага, хорошо. Умница. — О звонке, так о звонке. — Ещё кто-нибудь звонил?
— Какой-то мужчина. Спросили Петра Алексеевича. Я предложила, чтобы перезвонили на ваш сотовый номер, но они сказали, что лучше позвонят позже, когда вернётся Пётр Алексеевич.
— Умница, — пробормотал я, пролетел в ритме вальса через фойе и рывком распахнул дверь кабинета. Пиво сняло напряжение наполовину прожитого дня, захотелось сделать какую-нибудь глупость. Впрочем… на сегодня, пожалуй, достаточно.
В ногах бушевал ветер, толкая моё промокше-подмёрзшее тело вперёд. Провальсировав к столу, я рухнул в кресло. Очень захотелось спать, но это-то точно было лишнее. Не мог я позволить себе начинать первый самостоятельно-хозяйский день со сна в кабинете.
Деловито вошел Валера, держа в руках длинный лист компьютерной распечатки.
— Вот, — сообщил он гордо, протягивая листы мне.
— Спасибо. — Я туповато посмотрел на распечатку. — Что это?
— Список жильцов дома. Квартиры идут по порядку, разобраться несложно.
— Шустро…
В списке было много любопытного. Фамилия, имя, отчество, возраст, метраж квартиры. Всё это могло пригодиться.
— Да у них там защита совсем детская. Первый класс, первая четверть. Баловство! — Валерка махнул рукой. — Пойду трудиться дальше. На благо народа, так сказать.
— Иди, иди, — поддержал я, изучая список.
Тэ-экс, посмотрим, посмотрим. Что можно отсюда выкачать? Нужная нам квартира. Прописана одинокая пенсионерка. Понятно, ей одной в трёхкомнатной тесновато. Странно, что до „божьего одуванчика“ пока ещё не добралась толпа хищных маклеров и налоговая инспекция. Кто у нас живет „над“? Семья. Три человека. Муж, жена, ребёнок. А „под“? Пятеро. Ничуть не легче. Квартира справа? Какой номер-то?
Я пытался вычислить номер квартиры справа, но получалось медленно и со скрипом. Мысли упрямо сползали к запотевшей хрустальной рюмочке. Огурчик маринованный болгарский на вилочке. Маленький, хрустящий, из холодильничка. Тьфу, чтоб тебя! Номер, номер, номер. Рюмка. Номер. Вот, вроде нашел. Ага. Мужчина какой-то. Возраст: сорок два. Квартира однокомнатная. Надо будет проверить. Хрюкнул старенький селектор,
— Иван Владимирович, — прохрипел он изменённым практически до полной неузнаваемости голосом Танюшки. — Это снова тот мужчина.
Я снял трубку.
— Алло!
— Пётр? — спросили на том конце трубки. Интересно, с чего Танюшка взяла, что это мужчина? Голос у говорящего был тихий, почти шёпот. Такой невесомо-безликий. Сказать наверняка, что это мужчина, я, например, не решился бы. — Алло, это Пётр?
— Допустим. — Подобный ответ прозвучал лучше, нежели долгие объяснения о том, куда, собственно, делся Пётр и почему он делся именно туда. К тому же мне было легче. В обличье Петра я мог быть резким и бескомпромиссным. Одним словом, таким, каким я сам не смогу быть никогда. — Мы можем вам чем-нибудь помочь?
— Твой персональный номер не отвечает, пришлось звонить по общему. Слушай внимательно, Пётр, — ответил голос. В нём вдруг прорезалась зловещая развязность. — Сегодня днём этот твой придурок компаньон подрядился сделать одну работенку. Так вот, я хочу, чтобы вы немедленно отказались от неё. Ты понял? Прямо сейчас позвони и откажись. Не устраивай напрягов. Ни мне, ни себе, ни своим людям. Ты хорошо понял?