— Ложитесь! — кричал Олег, размахивая рукой. — Ложитесь!
Он нёсся, согнувшись в три погибели, укрываясь за правым рядом машин, а я мчался следом, тоже согнувшись и втягивая голову в плечи. Прохожие испуганно шарахались от нас, принимая, наверное, за умаяишенных, и оборачивались, глядя вслед.
Фонг! — нам на спины рухнул здоровенный пласт штукатурки.
Фонг! — пуля угодила в витрину ларька, разбив вдребезги пару бутылок с ликером. Яркий пахучий ручеек потек на асфальт.
Справа вынырнула афиша ТЮЗа.
Фонг! — словно щелкнули линейкой по картону. В тумбе появилась аккуратная дыра.
Я шарахнулся было в переулок, но Олег удержал меня.
— Сдурел? Зажмут! Прямо!
Бег „гусиным шагом“ под огнем утомлял куда больше, чем кросс по пересечённой местности.
Фонг! — лопнуло толстое стекло в двери магазина „Сигары — вина“, раскололось на две здоровенные части, одна из которых тут же вывалилась на ступени и разлетелась сотней мелких осколочков.
Фонг! — сидящий в зальчике „Русского бистро“ мужчина перестал жевать кулебяку и, обернувшись, с изумлением уставился на аккуратную дырку в витринном стекле. У самой его головы.
Народ тоже начал пригибаться и почему-то задирать головы вверх. Кроме, конечно, Стаса и его толстого напарника. Теперь мы проигрывали им в скорости. Где-то в районе Пушкинской они нас догонят. Очевидно, на это-то и рассчитывал стрелок. Гады, ничего не боятся.
Фонг! — очередная пуля угодила в забор Музея революции и рикошетом ушла в небо.
Я оглянулся. Рыхлый и Стас были уже метрах в тридцати от нас. На лине толстяка читалось откровенное злорадство. Стас же, как и прежде, казадся идеально спокойным. Только испарина выступила у него на лбу — от быстрого бега, должно быть.
Я отчётливо понял, что нам не уйти. Если, конечно, не выпрямиться в полный рост. Риск, но в противном случае нас настигнут через полминуты. Я выпрямился и заорал:
— Бежим!
Пронёсся мимо Олега со скоростью метеора. Он тоже оглянулся, а через секунду топотал у меня за спиной, бормоча:
— Вот дураки! Ну и дураки!
О ком это он?
Теперь выстрелы следовали один за другим. Осколки кирпича сыпались на нас безостановочно, Бесцветного не смущало даже то, что вокруг полно народу. Споткнулся и рухнул лицом вперед „денди“, болтавший на ходу по сотовому телефону. Завалился на асфальт мужчина, стоявший у остановки с букетом гвоздик в руках. Вскрикнула женщина и, побледнев, зажала простреленное плечо рукой. По наманикюренным пальцам протянулись кровавые дорожки.
— Твари! — выдохнул Олег, оглянувшись в очередной раз. — Падлы позорные! Их что, стрелять не учили?
Он нечасто употреблял подобные выражения — наследие „славного боевого“ прошлого. Но уж когда начинал употреблять, значит, спокойного Олежку разозлили чрезвычайно.
Поток машин ускорил движение. Сито светофора на пересечении Тверской и Страстного бульвара просеяло очередную порцию „железных коней“, отловив руками гаишника самых дорогих.
— К площади! — завопил я. — На бульвар уйдём!
Выстрел. Бабулька, торговавшая цветами, мимо которой мы пробежали полсекунды назад, неловко подвернула ногу и кулем повалилась на заплёванный асфальт. Цветы рассыпались по ступенькам подземного перехода. Народ, поднимающийся из метро, останавливался, оглядывался и… проходил мимо. Вот женщина опустилась на корточки рядом с упавшей торговкой.
— Вам плохо, гражданочка?
Олег вдруг остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов. Я по инерции проскочил ещё несколько метров и только потом оглянулся.
— Ты чего?
— Беги, — скомандовал он. — Беги, я догоню. А если не догоню, встретимся в офисе.
— Постой, — я заметался, — а как же ты? Что ты будешь делать?
В кабине „Нивы“ Бесцветный снова приник к прицелу. Линза ослепительно сверкнула на солнце.
— Беги! — крикнул Олег. — Беги и уводи „стрелков“! Вместе не оторвёмся!
Иногда случаются моменты, когда от тебя требуется немедленное, порой чрезвычайно жесткое решение. Такие минуты перекраивают всю дальнейшую жизнь на иной лад, заставляют смотреть на мир, людей и самого себя совсем другими глазами. Глазами нового человека. Какое бы решение ты ни принял, — даже если оно было самым здравым, — потом все равно приходится мучиться, что поступил именно так, а не иначе. Вы ведь понимаете, о чём я говорю?»
* * *
— Беги!
Олег запустил руку в карман и достал складной нож. Обычный дешевый отечественный нож с пластмассовой ручкой в виде прыгающей то ли белки, то ли какого другого зверя. Подобные ножи можно найти едва ли не в каждом втором магазине. Спрятав руку за спину, Олег двумя пальцами подцепил темное, местами покрытое ржавчиной лезвие.
— Чёрт! — Иван стиснул зубы. — Черт, твою мать!
Пуля, выпущенная Бесцветным, прочертила у него на щеке кровавую полосу.
И тогда Иван побежал, а Олег остался стоять, тускло глядя из-под полуопущенных век на приближавшихся убийц. На лице бывшего вора застыло странное, отрешенное спокойствие. В это мгновение он напоминал тореадора, сосредоточившегося перед последним, решающим ударом.
Стас и Шустрик перешли с тяжелой рыси на валую трусцу, а затем и вовсе на шаг. Остановились в метре.
— Ну что, тварь, — осклабился толстяк. — Надумал характер показать, а?
Олег, по-прежнему держа руку за спиной, шагнул им навстречу.
— Осторожней, — предупредил напарника Стас. — Этот мозгляк — бывший урка.
— Я таких блатных десятками в свое время дуплил, — откликнулся Рыхлый и растянул пухлые губы в улыбке. — Может, повяжем? Поговорим по-нашему?
— Не стоит. Давай быстрее да пойдём уже. Нам ещё второго догонять.
— Ладно, как скажешь. — Шустрик сунул руку в карман и тоже вытащил нож. Не такой, как у Олега, а длинный, с узким трёхгранным клинком. — Спокойно, корешок. Не рыпайся, тогда умрешь быстро. — Он шагнул к жертве, держа сгинет лезвием вниз. — Не боишься, что ли? Молодец.
— Разбей понт, мусор, — тихо ответил тот.
Их явно озадачивало поведение Олега. Он не бежал, но и в драку не лез. Стояв спокойно, словно чего-то ждал. Убийцы не понимали, в чём дело. Поэтому и замешкались. Медлили. Выжидали.
Шустрик сделал ещё шаг, резко выкинул руку вперёд. За долю секунды до того, как узкое лезвие коснулось его живота, Олег неуловимым движением прогнулся, пропустив удар слева, а когда толстяк по инерции начал валиться вперед, вонзил свой старенький ржавый нож в горло убийце по самую рукоять. Провернул резко и рывком извлек из раны, шепнув быстро Шустрику на ухо:
— Умри ты сегодня, я — завтра.