— Дело не в деньгах, — старательно сдерживаясь, ответил Жигулов.
— А в чем же?
— Существует закон…
— Ты законник, что ли? — перебил досадливо Конякин и, быстро посмотрев на циферблат массивных золотых часов, добавил: — Ладно, давай так. Вместо меня заместитель останется. Он твои бумажки и подмахнет. Годится? А то ведь, пока я тут автографы раздавать буду, бабки уплывут. Серьезные бабки, на вторую такую же хватит, — и безразлично двинул подбородком в сторону найденной «БМВ». В его поведении, манере говорить, интонациях, жестах сквозило такое безграничное пренебрежение ко всем, собравшимся сейчас на площадке, что Жигулов почувствовал прилив настоящей злобы.
— Значит, договорились? — Конякин, повернувшись к «Вольво», позвал: — Миша! Иди сюда. — Из салона иномарки выбрался молодой очкарик в строгом костюме, белоснежной рубашке и при галстуке. — Это и есть мой заместитель, — объяснил Конякин. — С ним и договоритесь. Ну что, Толя, все утрясли? Я поехал?
— Одну минуточку, — глуховато остановил Конякина Жигулов. — Мне очень жаль, но вам все-таки придется остаться. По закону, в протоколе, равно как и в расписке, должна стоять именно ваша подпись. Никаких замов. На лице Конякина отразилось недоумение.
— Ах да, — словно спохватившись, он раскрыл бумажник. — Понял. Обещанная премия. Штуки тебе хватит? Долларов, само собой, не рублей. Проделал он это легко, на глазах у всех, ни на секунду не усомнившись: сейчас этот мент вытянется в струнку и, отдав ему честь, начнет выплясывать лезгинку.
— Неправильно поняли, Георгий Андреевич, — изо всех сил стараясь сдерживаться, ответил Жигулов. — Вам придется присутствовать при составлении протокола лично.
— Слушай, — Конякин снова взглянул на часы, — давай короче. На какую сумму ты рассчитывал?
— Мне очень жаль, — твердо ответил Жигулов, глядя ему в глаза. Конякин несколько секунд выдерживал взгляд, затем убрал бумажник, достал из кармана пальто богатый портсигар, демонстративно выудил из него сигарету, не спеша закурил.
— Надо же, — пробормотал негромко, адресуя слова только Жигулову. — В первую нашу встречу ты мне показался умнее.
— Со мной это бывает, — не без сарказма согласился Жигулов. Проснувшийся «ногастый волк» резвился вовсю.
— Как фамилия-то твоя, говоришь?
— Жигулов. Анатолий Сергеевич, — с удовольствием повторил тот. — Следователь. Двести сорок второе отделение. Вы лучше запишите, Георгий Андреевич, а то ведь, не ровен час, забудете.
— Не забуду, Толя, не волнуйся. Что, решил на характер взять?
— Простите? — насмешливо отозвался Жигулов. — Я по фене, знаете, как-то не очень… Это опера у нас спецы, а мне, кабинетной крысе, когда было грамоте обучаться?
— Ну понятно. По-мирному решать вопрос ты не хочешь.
— Да я-то хочу. Это у вас времени нет, чтобы по-мирному.
— А хочешь, Толя, я тебе докажу, что твой закон — говно? И сам ты — такое же говно, как твой закон. Хочешь? Вот я завтра часиков в десять утра позвоню своему хорошему знакомому, генералу Сигалову. Слыхал про такого? Слыхал, конечно. Он у вас в МВД большой начальник. А в одиннадцать ты лично, без всяких протоколов и расписок, подгонишь эту вот «бээмвушку» к моему подъезду. А потом еще поднимешься ко мне в квартиру и попросишь прощения. Хорошенько попросишь, с душой. — Конякин улыбнулся недобро. — Как тебе, Толя, такая перспективка? Григорьев уловил краем уха кусок разговора, повернулся, прищурясь, уставился на Конякина. Тот даже не смутился.
— Вообще-то у меня на утро другие планы, — задумчиво проговорил Жигулов. — Столько дел. Одно не успеваешь закончить, а тут уже куча других наваливается. Вот и приходится крутиться.
— Блатуешь, значит? — Тонкие губы Конякина изогнулись в презрительной усмешке. — Ну давай, поблатуй пока. Посмотрим, как ты завтра запоешь.
— Да уж. Слух у меня, как у тетерева. Когда я пою, на это стоит посмотреть. Конякин отвернулся и зашагал к «Вольво». Его зам, Миша, выжидательно смотрел на хозяина. Но тот лишь махнул рукой. Поехали, мол. Парень послушно забрался на переднее сиденье.
— Георгий Андреевич, — окликнул Жигулов. — Как машину-то оформлять? Как «отказняк»? Тот даже не оглянулся. Забрался на заднее сиденье «Вольво». Иномарка, мягко заурчав движком, сделала круг по площадке и умчалась в темноту. Проводив ее взглядом, Жигулов повернулся к понятым:
— Извините, товарищи, за беспокойство. Спасибо. Вы свободны. Те покорно зашагали прочь, вполголоса обсуждая между собой разыгравшуюся только что сцену. К Жигулову подошел Боря Григорьев, постоял рядом, сплюнул на асфальт, поинтересовался с безразличием, плохо скрывающим злость:
— Из-за этого м…ка Владимирыч две пули словил? — Жигулов не стал отвечать. Закурил, затянулся глубоко, выдохнул сероватый дым в темно-синее, с редкими багровыми прожилками небо. — Все настроение испортил, паскудыш, — досадливо выругался Григорьев и побрел через стоянку к служебному помещению. На середине пути он вдруг резко изменил маршрут, подошел к «БМВ», ожесточенно пнул машину ногой и рявкнул патрульным, ожидавшим в стороне: — Сержант, чего смотришь? Заняться нечем? Отгони это г…о в самый дальний угол и подопри ее там как следует со всех сторон. Пусть этот козел потрахается, когда приедет свою лайбу забирать. Да, и чтобы оплатил все, по полной программе. И эвакуатор, и стоянку. Со вчерашнего дня! Через сберкассу, как положено. Я проверю!
— Брось, Боря, — невесело усмехнулся Жигулов. — Для него же эти деньги — семечки. Говорить не о чем.
— Ну и что? — Григорьев резко обернулся. — Нас…ь мне. Положено платить, пусть платит. — И, повернувшись, широко зашагал к будке, выкрикивая на ходу: — Плевать! Я ему устрою! Этот… этот «хрен с горы» у меня теперь по улице не проедет без того, чтобы пять раз не остановиться. Закон ему не писан, видишь ли. Ишь, деловой выискался! — Григорьев вновь повернулся к сержантам. — Машину выдадите только по письменному распоряжению товарища следователя, — и указал на Жигулова. — И следующей смене передайте. Лично проконтролирую! Понятно?
— Так точно, — печально отозвались оба дежурных. Они уже предвкушали будущий скандал.
— А надумает жаловаться — ссылайтесь на меня. Пусть приходит, я с ним потолкую! Деловой, понимаешь… Он это опознание еще со слезами на глазах вспоминать будет, — так и скрылся за дверью служебного помещения, продолжая зло бормотать себе под нос. Несмотря на препаршивейшее настроение, Жигулов улыбнулся. Григорьев был известен всему управлению крутым нравом. И уж если его кто-то всерьез доставал, то довольно скоро начинал об этом жалеть.
* * *
Анна узнала их сразу. Они приходили к Коське позавчера. Только теперь к двери поднялся один — тот, что постройнее и похудее. Второй, рыжий плечистый бугай, остался стоять на площадке между этажами.
— Добрый вечер, — сказал стройный и неуверенно улыбнулся.
— Это ты вчера звонил? — вместо приветствия спросила Анна.