Осокин поднял рукава пальто, принялся рассматривать запястья.
— Что вы делаете? — не понял Лавр Эдуардович.
— Ищу номер, — ответил тот мрачно.
«Кашемировый» невесело улыбнулся.
— Может быть, будут и номера. Очень может быть.
* * *
К утру дождь все-таки перестал, хотя небо и осталось сырым и сонным. Солнце никак не желало выбираться из-под одеяла туч. Размокший город набух влагой, словно стопка бумаги. Внушительные лужи красовались везде, где имелись выбоины и трещины. Стены домов приобрели тусклый, невзрачный оттенок. Деревья продрогли. На ветвях сидели замерзшие, нахохлившиеся птицы. На машинах, на оконных стеклах, на карнизах все еще висели капли.
Родищев вернулся в питомник уже перед самым рассветом. Он успел пару часов поспать, устроившись в кресле, положив ноги на стол, лодыжка на лодыжку. Теперь у него болела поясница и ныли плечи. Покряхтывая, он выбрался из кресла, потянулся и посмотрел на часы. До появления «ищейки» оставался час с небольшим. Пора было начинать готовиться к встрече, если он, Родищев, не желал оказаться в дураках, что было вполне вероятно, учитывая личность будущего визитера.
Родищев переоделся в мешковатые, старые брюки, рабочую рубаху, сверху натянул пуловер. Здесь же, на вешалке, висели слегка помятый, засаленный галстук, с претензией на запоздалую лет на двадцать пять модность, и пацанистая болоньевая куртка совершенно неопределимого цвета. Пуловер торчал из-под нее сантиметров на пять. Не так много, чтобы навевать мысли о нарочитости, но и не так мало, чтобы увидевший подумал о случайности. Завершали маскарад ворсистый синий берет с петелькой на макушке и очки с простыми стеклами. В кармане же куртки лежал еще один комплект, для особо любопытных — с линзами не то чтобы слишком толстыми, но и не очень тонкими. Смотреть через них было неприятно. Отныне для всех он — затюканный жизнью и женой инженер. Обтруханный интеллектуал, не могущий заработать лишнюю сотку на праздник, а пиво потребляющий только в больших компаниях, если сильно настаивают и готовы угостить. Большой почитатель «Примы», поскольку на приличное курево просто нет денег. Пришибленный подкаблучник, ибо последняя зарплата была в мае и он вынужден жить за счет жены. Она регулярно приносит в дом деньги, но он не решается даже спросить, откуда они. Ведь если ответ окажется вызывающе хамским и неприглядным, придется что-то предпринимать, менять всю жизнь, а ему страшно. Пусть уж все остается как есть. Любитель кроссвордов и пляжного «дурака». Нарисовав себе подобный портрет своего нового «я», Родищев для убедительности пожевал губами, пошлепал ими, пробормотал пару фраз, стараясь придать голосу застенчиво-умоляющие интонации. Получилось вполне натурально. Он взлохматил волосы и надвинул берет, как презерватив, до упора, до такого натяга, что чуть глаза на лоб не вылезли. Зато теперь из зеркала на него смотрел человек, какого в народе характеризуют внятно и емко: «законченный мудак». Словом, Родищев остался собой более чем доволен.
Прошел в питомник, отобрал двух собак из тех, что прошли только начальный курс подготовки, но имели крайне внушительный вид. Первый был свинцово-серый дог, вторая — московская сторожевая. Затем он выбрал пару псов Из уже готовых «профи», менее внушительного вида — добермана и овчарку. Родищев по опыту знал, что в стрессовых ситуациях люди, как правило, инстинктивно замыкаются на более крупных псах. Хотя ему предстояла встреча с профессионалом, но фокус заключался в том, что тот, хоть и ожидал подвоха, зная, с кем придется иметь дело, не мог быть уверенным в том, какой именно пес представляет наибольшую угрозу.
Достав из кладовки лопату, Родишев отправился во двор. Он заранее наметил, где будут располагаться укрытия, и теперь уверенно принялся за дело. Несмотря на физическую ущербность, Игорь Илларионович был человеком сильным и выносливым. Главное, отрешиться от реальности. Он копал с той старательностью и монотонностью, с какими работают механизмы. Комья сырой, вязкой земли летели в сторону, ложась аккуратными горками на краю ям.
Он управился за сорок минут. Присыпал дно ям опилками, а землю собрал в пластиковые пакеты и оттащил подальше в сторону. Ему придется иметь дело с профессионалом. Родищев помнил об этом и старался учесть любую мелочь. Покончив с «грязной» работой, он развел псов по местам. Затем обошел территорию, прогулялся по подъездной дороге, внимательно присматриваясь к месту засады. Вроде все в порядке. Ему хотелось верить, что визитер не станет бродить полтора часа по лесу, изучая окрестности. Хотя сам он именно так и поступил бы. Когда речь идет о жизни и смерти, о легкомыслии и лености следует забыть. Иначе лучше сидеть дома и нос на улицу не казать.
Ровно без трех минут девять со стороны подъездной дорожки донесся рев двигателя. Родишев даже головы не повернул. Он по звуку определил, что «ищейка» приехал в джипе. Сам Родищев делал вид, что занимается уборкой площадки для тренинга. Подсыпал песка, смешанного с опилками, разравнивая кучи граблями, проверял состояние тренажеров на полосе препятствий.
Джип снизил скорость, покатил к питомнику. Родищев выпрямился, из-под ладони взглянул в сторону приближающейся иномарки, скользящим движением вложил в рот свисток и снова взялся за грабли. Свисток был хорошим, импортным. Привез знакомый из Германии. Человеческое ухо не могло различить его свист, зато собаки слышали очень хорошо.
Джип подполз совсем близко к сетчатой ограде, остановился. Гость не стал глушить двигатель и вылезать из машины. Он был слишком осторожен. Вместо этого приехавший нажал на клаксон. Мощный гул повис над двором. Родищев, не выпрямляясь, кивнул приветственно. Визитер махнул рукой, мол, идите сюда. Родищев сделал вид, что не понял, тоже взмахнул рукой, дескать, привет, извини, но я сейчас очень занят. Как только освобожусь, так сразу подойду. Гость вновь нажал на клаксон. Разумеется, между ними ведь существовала предварительная договоренность. Кроме того, он был занятым человеком. Скорее всего, даже очень занятым.
«Любопытно, — подумал Родищев, — надолго ли хватит его терпения?»
Спокойно, не торопясь, он прошел к стоящему в углу площадки ящику с песком, набрал полное ведро и вновь вернулся к работе. Визитер нажал на клаксон в третий раз. Гудок был сильным и длинным. Собаки в вольерах заволновались, зашлись в хриплом лае. Родищев снова повернул голову и объяснил жестами: «Сейчас, недолго осталось». Вариантов у визитера было мало. Он мог либо убраться восвояси, либо выйти из машины. Либо пристрелить Родищева. Но для этого он, опять же, должен был открыть дверцу джипа.
Родищев наблюдал за гостем при помощи зеркал, укрепленных по углам проволочного ограждения. Когда на площадке находилось сразу несколько питомцев, приходилось быть особо внимательным. Зеркала заменяли Игорю Илларионовичу пару глаз на затылке, что и тогда и сейчас было совсем не лишним. Попробуй тот выстрелить, Игорь Илларионович заметил бы это заранее и успел бы спрятаться от выстрела за тем самым ящиком с песком. Или за барьером-стенкой, сколоченной из доски-стопятидесятки. Такую не каждая пуля возьмет. На всякий случай с внутренней стороны стенка была обложена мешками с песком. Под спецовкой у Родищева был спрятан «люгер». Впрочем, это на самый крайний случай. Он рассчитывал обойтись без стрельбы. Тем более что гость был нужен ему живым.