— Проконсул здесь, император‹Император — почетный титул, аналог верховного военачальника.›. Антоний пожевал потрескавшимися от солнца губами, сказал задумчиво:
— Когда услышишь шум, доставай меч, входи и бей Октавиана в спину. Или в лицо. И не бойся. Я избавлю тебя от ответственности перед законом. Никто ни о чем не узнает.
— Хорошо, император, — кивнул легионер.
— Но если предашь меня — берегись.
— Я верен тебе, император, — негромко ответил легионер. Через полминуты в палатку вошел сам Октавиан. Был он высок, как и его дядя, Гай Юлий, широк в плечах и отлично сложен. Но в отличие от Кесаря у него не было лысины. Юноша успел впитать величавую манеру дяди. Он и одевался почти так же, как Кесарь в молодости. Кожаный, обитый медью и золотом панцирь-лорица, пурпурный плащ-сагум, расшитый золотой нитью, внушительная золотая фибула. На правом боку, на роскошном балтиусе висел короткий меч-гладиус. Октавиан был без щита, но это не мешало узнавать в нем воина. Рядом с ним Антоний чувствовал себя уродцем. Низкий, хотя и с очень развитой мускулатурой, в компании нового консула он выглядел убогим карликом. На широком, непропорциональном лице отражалась вечная настороженность и почти звериная готовность оскалиться навстречу опасности.
— Приветствую тебя, проконсул. — Антоний поднялся и прижал кулак к груди.
— Приветствую тебя, император, — спокойно ответил Октавиан. — Разве Лепид еще не прибыл?
— Он задержался в пути и прибудет через два дня, — угрюмо ответил Антоний и указал на походный лежак. — Садись. Я прикажу подать вина.
— После обратимся к трапезе, — отказался решительно Октавиан. — Теперь же я хочу спросить тебя: намерен ли ты следовать со мной или тебе больше по душе сразиться и умереть в бою? Антоний выдержал паузу, давая понять, что оценил прямолинейность бывшего противника, затем заметил:
— Без нашей поддержки тебе не справиться с Сенатом. И Боги пока не дали знак, чем кончится сражение. У тебя всего шесть легионов, у нас же с Лепидом, включая испанский легион Асиния Поллиона и галльский Луция Планка, четырнадцать. Октавиан присел на лежак, передвинув ножны так, чтобы рукоять гладиуса находилась под пальцами.
— Если ты не дашь ответ немедленно, — буднично сказал он, — я не стану дожидаться прихода Лепида. Этой ночью мои воины нападут на твой лагерь и перебьют всех. А потом, под видом твоих солдат, дождутся легионов Лепида, Поллиона и Планка. Они-то не будут готовы к битве. Не сомневаюсь, что мне легко удастся вырезать их без лишнего шума. Антоний нахмурился. Ему не нравился уверенный тон молодого племянника Кесаря. К тому же он отметил некоторую странность во внешности молодого консула: глаза юноши, ранее карие и теплые, теперь стали черными, словно ночь. Если бы Антоний верил в переселение душ, то он, пожалуй, решил бы, что сам Кесарь вернулся из Царства Мертвых, чтобы покарать своих убийц. Вне всякого сомнения, глаза Октавиана были глазами Гая Юлия. И в них скрывалась тайна. Антоний сделал вид, что обдумывает фразу Октавиана. На самом же деле он решал, как удобнее согласиться с предложением Консула, не проявив при этом слабости. Наконец, Антоний посмотрел на Октавиана и наткнулся на встречный жесткий взгляд.
— Ты пришел с небольшим отрядом, консул, — проговорил он медленно. — Тебе не страшно? Я ведь могу использовать твой план. Убью тебя, а потом прикажу устроить засаду в лагере. Рано или поздно твой претор, трибуны и кентурионы захотят узнать, что же с тобой стряслось. И пошлют солдат. Я убью и их. А когда твои воины придут, их встретят мои легионеры. А потом мы с Лепидом пойдем на Рим, и я заставлю Сенат покориться и назначить меня проконсулом и диктатором. В связи с твоей, — он усмехнулся, — внезапной смертью.
— Мне не страшно, — ответил спокойно Октавиан. — И тому есть две причины. Первая: ты недостаточно глуп, чтобы исполнить то, о чем только что говорил. Я предвидел подобный поворот событий и предпринял определенные меры предосторожности. Если меня не увидят в лагере к началу второго тречасья живым и здоровым, претор не станет посылать разведчиков. Он просто поднимет легионы и приведет их сюда. Ты плохо поставил лагерь. У тебя за спиной река. Твоим солдатам некуда отступать. Мои легионеры сровняют лагерь с землей в течение часа. В боевых качествах моих солдат ты мог убедиться еще при Мутине. Вторая причина: тебе известно, что Сенат никогда не назначит тебя проконсулом. Ни со мной, ни без меня. Лепид для Сената — никто. Но со мной вы оба можете стать триумвирами, это даст вам те же империи, что и проконсульство. А без меня вам не протянуть и полугода. Рим слишком ненавидит вас.
— Заметь, проконсул, незаслуженно ненавидит, — напомнил примирительно Антоний.
— Заслуженно или нет, не имеет значения, — отмахнулся Октавиан. — Теперь слушай внимательно. Сейчас я поднимусь и уйду. И ты ни слова не скажешь караулу. Если же ты попробуешь поднять шум, — проконсул до половины вытащил меч из ножен, — клянусь, я убью сначала караульных, а потом и тебя. Мои легионеры окружили твою палатку. Если здесь завяжется бой, они займут круговую оборону. Долго, конечно, им не простоять, но тебя-то, император, я убить успею.
— И погибнешь сам, — напомнил Антоний.
— Я не боюсь смерти, потому что живу вечно, — блекло улыбнулся красавец Октавиан. — Итак, я ухожу. Жду твоего решения до наступления темноты. Если к четвертому тречасью ты не пришлешь гонца, мои легионеры атакуют лагерь. — Он поднялся, сделал шаг к выходу, но вдруг обернулся и сказал с мертвой улыбкой на губах: — Без меня ты — никто. Со мной станешь всем. Если будешь верен. Смотри, не ошибись в своем решении, император, консул Марк Антоний. Ты уже почти триумвир.
— Постой, — остановил его Антоний, поднимаясь.
— Что еще? Октавиан обернулся. Это движение, напряженные плечи, чуть согнутые руки, пальцы, обхватившие рукоять меча, словом, все говорило о том, что он готов к схватке.
— Ты неверно меня понял, триумвир, — улыбнулся Антоний, отчего его некрасивое лицо стало еще некрасивее. — Я не собираюсь драться с тобой. Твое предложение достаточно щедро для того, чтобы подумать над ним.
— Думай быстрее. У тебя не так много времени.
— Ответь мне, триумвир. Каковы будут твои первые шаги после того, как мы придем в Рим и объявим о триумвирате?
— Для начала я прикажу убить всех, кто принимал участие в заговоре против моего дяди. Октавиан улыбнулся, и снова это была неживая улыбка, от которой у Антония мороз прошел по коже. Однако Антонию удалось совладать с собой. Он улыбнулся в ответ еще шире, что уж и вовсе напоминало оскал.
— Мне это нравится.
— Но это не все, — ответил Октавиан. — Потом я прикажу убить тех, кто знал о заговоре и не предупредил дядю. Потом тех, кто знал, пытался предупредить, но не остановил его. Потом членов их семей. Потом родственников. Потом друзей. Потом рабов. Антоний хмыкнул. Он смотрел в черные глаза проконсула, и в голове его крутилась только одна мысль: „Этот юнец — сумасшедший“. Хотя, оно и к лучшему. Тем проще будет убить его. Потом, когда он, Антоний, будет уверен, что сможет удержать власть в своих руках.