— Мистеру Хорвату определенно повезло, что он нечаянно подвергся воздействию коммунистов, — говорит он.
Она встает и приносит свежий кофейник. Кофе предложен и отвергнут, затем, по зрелом размышлении, принят, как раз когда Кристина, садясь, зависает над стулом.
— У вас есть вопросы, на которые я могла бы ответить?
— Да, благодарю вас. Кажется, в одном из писем в мою фирму вы писали, что это семейный бизнес?
— Да, с тысяча восемьсот восьмого. Семья Хорват — это бизнес уже сто и восемьдесят два года. — Она снова оживляется и подается вперед. — Он шестой, кто ведет эту фирму, этот мистер Хорват. Наша венгерская история до наших пор делала невозможным ввозить большую часть прибыли домой — как положено, насколько я знаю, по вашим западным стандартам, — но он сохранял издательство живым и свободным тому сорок три года, как и его отец во время войны. И мы приносим прибыль. Мы здесь не теряем денег, сэр. Его отец имел ваше имя. — Пауза. — Карой. — Она задумывается над этим совпадением, и ее задор гаснет, но она продолжает: — Его отец тоже вел нас через опасности. Нам даются те лидеры, которых время требует для нас, мистер Габор, и это благодать, что у нас есть мистер Хорват.
— Если это семейный бизнес, то кто наследник мистера Хорвата, — вклинивается Чарлз, пока она не заскрипела новую песнь любви. — Кого из детей он готовит руководить издательством после его смерти?
Она, кажется, слегка шокирована упоминанием кончины ее работодателя, но Чарлз ни словом, ни жестом не извиняется.
— Нет, нет, мистер Габор. Не будет смерти мистера Хорвата. Он вечный, — бодро стрекочет Кристина в лицо ужасному мальчишке.
Чарлз ставит пустую чашку на блюдце и подается вперед, награждая мисс Толди улыбкой, соразмерной ее остроумию. До сих пор он лишь забавлялся ее стараниями, но теперь услышал первый осколок той информации, за которой стоило сюда ехать. Мистер Хорват стар (он возглавляет фирму уже сорок три года) и, очевидно, не имеет наследников, раз его доверенная помощница не ответила послушно на Чарлзов вопрос.
— Пресёкся род, — подтвердит Чарлз двум друзьям в понедельник вечером в «Гербо».
— У меня в детстве тоже все время во рту сохло, — скажет Марк. — Особенно от волнения.
— Сироты кроткие обычно, — удивится Джон.
Дверь в переговорную открывается, и Чарлз выдавливает улыбку Имре Хорват в задранных на лоб очках входит, подписывая бумаги из рук молодого помощника. Следом входят еще два молодых помощника. Бумаги лавиной, скрип перьев, срочные консультации в последнюю минуту, мгновенные решения и блистательные многозначительные распоряжения на двух языках. Чарлз медленно встает, подчиняясь протоколу и традиции, одновременно скучая и тревожась, ничего не ожидая.
— Ооо, мистер Габор, — английские слова в блестках среднеевропейского акцента. — Вы должны принять мои извинения за запоздалость.
— Хорват-ур, — отвечает Чарлз целиком на венгерском, — пожалуйста, не извиняйтесь. Мы с мисс Тольди замечательно и содержательно общались.
Император застывает в нарочитом изумлении. Свита тоже замирает, и император выдает красноречивую гримасу удивления, затем общепринятые жесты восхищения.
— Это чудесно, — восклицает он по-английски. — Вы гениально говорите по-венгерски. Волнительные это времена, когда лучшие молодые американцы говорят по-венгерски.
Три помощника признательно склабятся, а мисс Тольди во I лаве стола улыбается и расслабляется в присутствии своего героя.
Старый, которому нужны деньги молодого, жмет руку молодому, которому нужно место старого, и они продолжают свой учтивый танец. Оба опускаются в кресла по разные стороны длинного стола. Перед Хорватом материализуется стакан, на вид — с молоком, в Чарлзовой чашке на его глазах снова появляется кофе. Мисс Тольди садится справа от Имре, трое сопровождающих по росту соскальзывают в кресла по левую руку; Чарлз в одиночестве против них.
Имре опять заговаривает по-английски — великодушный жест, дабы не истощать несомненно бедноватый у молодого американца запас венгерского:
— Мой дорогой мистер Габор, для нас честь приветствовать вам сегодня в нашем издательстве. Мы всецело в вашем распоряжении. Ваше путешествие, надеюсь, было..
Сценарий выдерживается неукоснительно (переключаясь с великодушного венгерского на великодушный английский, покуда первый, кто вернется к родному языку, не признает поражения, как если бы он согласился, что за ланч платит конкурент): имена трех помощников, ритуальный обмен визитками и их родоплеменное изучение, шутка насчет ритуального обмена и родоплеменного изучения визиток, Чарлз предлагает всем звать его Карой, Хорват отмечает совпадение, Чарлзов опыт путешествий, Вена, район, здание, клацанье типографских машин за звуконепроницаемым стеклом, вопросы о том, откуда молодой человек так безупречно (преувеличение, намеренно прозрачное) говорит по-венгерски, краткие пояснения о семейной истории, замечание о погоде и неизбежности замечаний о погоде, шутка, выдающая замечательный возраст и мудрость говорящего, который видел всякую погоду, какая только бывает, и не ожидает в жизни больше никаких сюрпризов; гравюры на стенах.
— Вот это, — неспешная рука гладит стекло, покрывающее обрамленные стихи, — написано про эту самую фирму, про нашу типографию «Хорват», когда она была молода и еще, конечно, в Будапеште. Один великий поэт захотел рассказать миру, как мы…
Дальнейший рассказ не проясняет ничего; Чарлз понимающе кивает.
— …но конечно, это древняя история, стариковские небылицы, вы приехали в такую даль, чтобы обсудить дело, а я тут… — Притворно-смиренное признание того, что неинтересен; лукавое заявление, полуподсознательно хвастающее собственной оплошностью, а на самом деле приготовленное, дабы подсветить имеющийся здоровый аппетит к коммерции. Завершение вступительных разговоров, сверкающий прелестный ранний поезд на Иннсбрук пока не стал невозможностью.
— Вы очень добры, Хорват-ур. — Чарлз продолжает говорить по-венгерски. — Я здесь, конечно же, по заданию моей фирмы…
Старик кивает Чарлзову честному признанию; он только представляет других, более могущественных людей с деньгами.
— …услышать побольше о вашей фирме и о том, как конкретно мы можем быть вам полезны.
Чарлз соображает, как будут восприняты его слова, и договаривает:
— Мой отчет и определит дальнейшие шаги нашей фирмы в этом направлении.
Чарлзовы вопросы один за другим прыгают со страниц блокнота, куда он натолкал их вчера вечером. Пока вопросы скачут по столу, Имре хвалит их, чарует их, выпускает потанцевать перед ними видения истории и тирании, храбрости и коварства, приводит их в восприимчивое настроение и затем дает кому-то из помощников задание сообщить необходимые детали, пока изнуренный вопрос не проплывет обратно в блокнот, чтобы дать место свежей мощи и глубине следующего. Вопросы на венгерском зондируют оборотные средства, основной капитал, сети распространения, число сотрудников, каталоги и номенклатуры, балансовые отчеты и производственные планы, логистику поставок и производст-пенные издержки; ответы на английском говорят о случаях и истории, о личностях и о предках, драматических событиях, диктующих трудные решения, и вынужденных решениях, приносящих неожиданные плоды. Всякий раз Имре по-английски льстит венгерскому заданного вопроса, а Чарлз по-венгерски льстит английскому Хорватовых анекдотов, покуда один из помощников, следом за боссом прибегая к рубленому металлическому английскому, не начнет докладывать сведения, о которых и спрашивал Чарлз.