Шляпа.

Я завел машину и выехал со стоянки. Наплевав на светофоры вырвался на шоссе. Внезапно я услышал тихий звук. Дверца клетки открылась, и птица вылетела. Она стала метаться по кабине. Красная канарейка. Водитель на соседней полосе увидел эту ерунду и стал надо мной смеяться. Я показал ему палец. Лицо его исказила злобная гримаса. Я увидел, что он протянул куда-то руку. Он опустил стекло, направил на меня пистолет, выстрелил. Стрелок он был паршивый. Промахнулся. Но я почувствовал ветер от пролетевшей мимо носа пули. Птица продолжала метаться, и я нажал на газ. В обоих моих окнах появились отверстия, одно входное, другое выходное. Я не оглядывался. Я дал полный газ и ехал так до своего поворота. Там я оглянулся. Друга моего не было видно. Тут я снова почувствовал птицу. Она стояла у меня на макушке. Я чувствовал ее кожей. Потом она опорожнилась. Я чувствовал, как капают мне на голову ее какашки

Не особенно приятный день. Не самый для меня удачный, черт возьми.

49

Я сидел в кабинете. Кажется, это была среда. Новых дел не наклевывалось. Я по-прежнему занимался Красным Воробьем, обдумывал, просчитывал ходы. Единственный ход, который приходил мне в голову, — убраться из города, пока не истекли 25 дней.

Черта с два. Они не выкурят меня из Голливуда. Я и есть Голливуд — то, что от него осталось.

В дверь очень вежливо постучали.

— Да, — сказал я, — смелее.

Дверь открылась, и появился маленький человек во всем черном — черные туфли, черный костюм, даже рубашка черная. Только галстук на нем был зеленый. Как зеленый лимон. За спиной у него маячил телохранитель-горилла. Только у гориллы больше мозгов.

— Я Джонни Темпл, — сказал он, — а это мой помощник Люк.

— Люк, да? А что делает Люк?

— То, что я ему скажу.

— Может, скажешь ему, чтобы убирался?

— В чем дело, Билейн, тебе не нравится Люк?

— А должен нравиться?

Люк сделал шаг вперед. Лицо у него сморщилось, как будто он хотел заплакать.

— Ты не любишь меня, Билейн? — спросил Люк.

— Ты не встревай, Люк, — сказал Темпл.

— Да, не встревай, — сказал я.

— Ты любишь меня, Джонни? — спросил Люк.

— Конечно! Конечно! А теперь, Люк, иди, встань перед дверью и никого не впускай и не выпускай.

— Тебя тоже?

— Ты о чем, Люк?

— Тебя тоже не впускать и не выпускать?

— Нет, Люк, меня ты впускай и выпускай. Но больше никого. Пока я тебе не скажу.

— Ладно.

Люк отошел и встал перед дверью.

Темпл подтащил кресло, сел.

— Я от «Акме Ликвидаторов». Я должен тебя проинструктировать. Наш коммивояжер, Гарольд Сандерсон…

— Коммивояжер? Ты называешь его коммивояжером?

— Он у нас один из лучших.

— Надо думать, — согласился я. — Посмотри на это. Я показал на птичью клетку, подвешенную в углу. В ней сидела красная канарейка.

— Это он мне всучил, — сказал я.

— Гарри может всучить кожу с мертвого тела, — сказал Темпл.

— И всучал, наверно, — сказал я.

— Это к делу не относится. Мы должны тебя проинструктировать.

— Ну давай инструктируй.

— Это неостроумно, Билейн. Мы одолжили тебе 4 куска под 15 процентов месячных. Это будет 600 долларов. Мы хотим убедиться, что ты все понял, прежде чем придем получать.

— А если у меня не будет?

— Мы всегда получим, мистер Билейн, тем или иным способом.

— Вы ломаете ноги, Темпл?

— Наши методы варьируются.

— Допустим, ваши методы не оправдались. Вы убьете человека за 4 куска и проценты?

Темпл вытащил пачку сигарет, постучал одной об стол и прикурил от зажигалки. Потом медленно затянулся, выдохнул.

— Ты меня утомляешь, Билейн. Потом он сказал:

— Люк…

— Да, Джонни?

— Видишь красную птицу в клетке?

— Да, Джонни.

— Люк, теперь ты туда подойди, возьми птицу из клетки и съешь ее живьем.

— Да, Джонни.

Люк направился к клетке.

— ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЕМПЛ, ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! — закричал я.

— Люк, — сказал Темпл. — Я передумал, не надо есть эту птицу живьем.

— Мне ее сперва поджарить, Джонни?

— Нет, нет, пусть сидит. Вернись и стань перед дверью.

— Да, Джонни.

Темпл посмотрел на меня.

— Видишь, Билейн, мы непременно получим деньги, так или иначе. И если не срабатывает один метод, мы применяем другой. Мы не имеем права споткнуться. Нас знает весь город. Мы дорожим своей репутацией. Мы не можем допустить, чтобы на нее легло пятно. Постарайся это усвоить.

— Кажется, я понял, Темпл.

— Отлично. Первая выплата у тебя через 25 дней. Ты проинструктирован.

Темпл встал, улыбнулся.

— Всего хорошего, — сказал он. Повернулся.

— Люк, открой дверь, мы уходим.

Люк повиновался. Темпл обернулся и взглянул на меня в последний раз. Он уже не улыбался. Наконец они удалились.

Я подошел к клетке и посмотрел на мою красную канарейку. Местами краска уже слиняла, из-под нее проглядывал природный желтый цвет. Она смотрела на меня, а я смотрел на нее. Потом она издала слабенький птичий звук «чик!»  — и мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить. Сложнее — остальному миру.

50

Я решил пойти домой и немного выпить. Надо было все продумать. Дело Красного Воробья и моя жизнь зашли в тупик. Я подъехал к дому, поставил машину и вылез. Надо убираться из этой квартиры. Я прожил здесь 5 лет. Можно сказать, свил гнездо — только ничего не вылуплялось. Слишком многие знали, где я живу. Я подошел к моей двери, отпер ее. Толкнул, но что-то ей мешало. Тело. Там развалилась девушка. Нет, черт, это была надувная кукла, одна из тех надувных штук, с которыми некоторые мужчины сожительствуют. Только не я, извините. Девушка была полностью надута. Я поднял ее и перенес на кушетку. Потом увидел записку, привязанную к ее шее: «Билейн, отстань от Красного Воробья, иначе будешь дохлее этой резиновой барухи». Приятная записка. Итак, у меня был гость. Который не желает, чтобы я продолжал дело. Но это вселило в меня надежду. Красный Воробей должен существовать — в противном случае такой записки не написали бы. Единственное, что мне надо сделать, — это напасть на след. След должен быть. Уж больно много кругом признаков. Возможно, я вышел на что-то крупное. Возможно, в международном масштабе. А может быть, в потустороннем? Красный Воробей. Черт возьми, это становится интересно. Я налил себе как следует, врезал. Тут зазвонил телефон. Я поднял трубку.