— Об этом я не знал.
— Я так и думала. Это не тот случай, когда недовольные клиенты обращаются с иском в службу защиты потребителей и требуют назад свои денежки, — съехидничала Кэрол. — Стоило им попасть в руки иммиграционных властей, и их либо депортировали, либо отправляли в центры для перемещенных лиц. К тому же у них не было возможности соотнестись с людьми, которым они заплатили в первую очередь. А Колин проявил достаточно сметки, чтобы мастерские, в которых они работали, формально не имели к нему никакого отношения. Он использовал фальшивые имена, когда арендовал помещения, и, прежде чем насылал проверку, всегда выносил оборудование, чтобы его не конфисковали. Так вести дела некорректно.
Тадеуш пожал плечами:
— Полагаю, он считал, что только так может выжить.
— Думаете? В любом случае, я веду дела иначе. Если действуешь в обход закона, то надо быть честнее тех бизнесменов, которые действуют в рамках закона.
Радецкий нахмурился:
— Вы о чем?
— Когда работаешь в открытом мире и не выполняешь обещаний, то можешь потерять работу или семью, однако ничего по-настоящему страшного не случится. А вот в нашем мире если кого-то обманешь, то рано или поздно придется платить куда большую цену, чем предполагаешь. Продаешь поддельный наркотик на углу улицы, и тебя достанут обманутые покупатели или другие дилеры. Смошенничаешь в банковских операциях, и потом до конца жизни не забывай оглядываться.
— К примеру, Колин, — продолжала Кэрол. — Если он был нечестен в одном, то не исключено, что он был нечестен в остальном тоже. И вот как он закончил. С пулей в голове на грязной дороге посреди эссекских болот. Себе я такого не желаю, поэтому если веду с кем-то бизнес, то веду его честно. И того же самого жду от партнеров.
Пока она говорила, Радецкий немного отодвинул руку, пристально глядя на сидевшую рядом женщину, словно она озвучивала его тайные надежды.
— Очевидно, что вы хорошо все обдумали.
— Я стараюсь выжить.
— Понятно.
— Послушайте, Тадеуш, у меня есть мозги, и я могла бы неплохо устроиться в мире открытого бизнеса. Но мне мало «неплохо». Я хочу много денег. Во всяком случае, достаточно для того, чтобы остановиться, пока я молода, и насладиться плодами своих трудов. Поэтому мне пришлось найти работу вне системы. И я чертовски хорошо с ней справляюсь. При этом не кооперируюсь с другими криминалами, пока могу без этого обойтись, не оставляю следов и выполняю обещания. Итак, мы будем говорить о деле?
Радецкий пожал плечами:
— Это зависит от одной вещи.
— От какой?
— От того, кто убил Колина Осборна. — Он вопросительно наморщил лоб.
Кэрол этого не ожидала и испугалась, что не сумела скрыть охватившего ее страха.
— Вы о чем?
— Смерть Колина была вам на руку. К тому же никто не знает, что в точности с ним произошло. Никто не взял на себя ответственность. Обычно, когда один преступник убивает другого, это должно что-то ему давать. Сами знаете. Итак, Кэролин, вы убили Колина?
Кэрол не знала, какой выбрать ответ. Вполне возможно, что Радецкий блефовал. Он мог знать больше, чем показывал, и не исключено, что проверял, как далеко она позволит себе зайти, желая завоевать его расположение. Возможно, он хотел убедиться в ее холодной расчетливости и способности идти на крайние меры. Но вероятен и другой вариант: он откажется иметь с ней дело, если она назовется убийцей.
— Зачем мне это?
— Чтобы убрать его с дороги.
Кэрол пожала плечами:
— Зачем же так? Ведь я и при нем могла бы прийти к вам с более выгодным предложением. Полагаю, вы могли бы поставить нам обоим достаточно клиентов, чтобы мы оба работали и богатели.
— Но вы же не пришли, правильно? Не пришли, пока Колина не стало. — Его голос звучал твердо, и взгляд помрачнел. — Кэролин, из-за этого у меня возникают всякие подозрения. И еще странно то, что вы так похожи на Катерину. Хорошо, Колин никогда не видел Катерину. Но он ведь был не дурак, так почему бы ему не проверить меня? Во всяком случае, фотографии Катерины было нетрудно достать. А после его смерти он, возможно, решил использовать вас для своих целей. Ну а вы убрали посредника.
Кэрол лишилась сил. Он ошибался практически во всем, однако его подозрения были обоснованными. Неожиданно от взаимной приязни они перешли к крайней подозрительности. Кэрол не знала, как справиться с ситуацией.
Она поставила бокал и, скрестив на груди руки, отошла от Радецкого.
— Позвольте мне сойти на берег.
Он нахмурился:
— Что?
— Я больше не хочу этой грязи. У меня было желание познакомиться с вами, чтобы вместе заниматься бизнесом. Но стоять тут и выслушивать обвинения в убийстве, в заговоре! Попросите вашего человека пристать к берегу. Или вы хотите, чтобы я закричала?
Тадеуш удивился:
— Вы слишком остро на все реагируете.
Кэрол изобразила ярость:
— Не смейте так разговаривать со мной. Тадзио, вы всего лишь гангстер, и нечего разыгрывать из себя чистоплюя. Я не обязана перед вами отчитываться. И у меня нет желания заниматься бизнесом с человеком, который воображает, будто я чем-то ему обязана. Я попусту трачу свое драгоценное время. А теперь, пожалуйста, позвольте мне сойти на берег.
Радецкий отступил в сторону, явно обескураженный ее горячностью. Он что-то сказал рулевому, и тот повернул катер к узкой пристани, где стояло несколько судов.
— Кэролин, я не хотел вас обидеть, — произнес он, когда она прошла к борту, готовясь сойти.
— От этого мне не лучше. — Катер пристал к берегу, и Кэрол спрыгнула на причал, не дожидаясь, когда рулевой пришвартуется. — Не звоните мне, — бросила она через плечо, шагая к каменной лестнице.
Кэрол дрожала всем телом, когда оказалась на улице. Проверив, не следует ли Радецкий за ней, она подошла к краю тротуара, чтобы остановить такси.
У нее оставалась надежда, что операция еще не провалена, однако она не могла придумать, какой шаг предпринять дальше. Его подозрения родились из ничего, а она слишком рано позволила себе расслабиться и не смогла быстро сориентироваться. Кэрол рухнула на сиденье такси, моля всех богов, чтобы правильность ее действий подтвердилась.
* * *
В маленьком самолете, летевшем из Бремена в Берлин, было лишь по одному креслу по обе стороны прохода, и Тони мог без помех рассматривать фотографии с места преступления, переданные ему Берндтом в полицейском участке. С тревожным чувством доставал он их из конверта. Ему совсем не хотелось смотреть на изуродованное тело женщины, с которой он был знаком. Есть что-то до странности интимное в рассматривании фотографий мертвых людей, и Тони не желал оскорблять своим взглядом знакомую ему женщину.