— Что нам теперь делать? — плаксиво проныл Брилл. — Нам же нужно вернуться в Керколди. Я должен завтра в шесть утра уже начать работу в универсаме.

— Мы с Алексом тоже, — подтвердил Верд. Все выжидательно посмотрели на Зигги.

— О'кей. Что, если мы выйдем через заднюю дверь?

— Но, Зигги, у нас ее нет. У нас только передняя дверь, — растерянно оглянулся Верд.

— Зато в туалете есть окно. Вы трое можете выбраться этим путем, а я останусь. Я похожу по дому, зажгу в комнатах свет и все такое… Пусть они решат, что мы все здесь. А завтра, когда страсти утихнут, поеду домой.

Трое остальных обменялись взглядами. Идея была неплохая.

— А с тобой, с одним, ничего не случится? — спросил Алекс.

— Со мной все будет хорошо. Только кто-нибудь позвоните моим маме и папе и объясните, почему я все еще здесь. Я не хочу, чтобы они узнали об этом из газет.

— Я позвоню, — пообещал Алекс. — Спасибо, Зигги.

Зигги вытянул вперед ладонь, и на нее одна за другой легли еще три ладони.

— Один за всех, — сказал Верд.

— И все за одного, — подхватили остальные.

Сейчас это мушкетерское рукопожатие было для них столь же важным, как девять лет назад, когда они обменялись им впервые. И в первый раз с того момента, когда Алекс наткнулся в снегу на Рози Дафф, у него немного отлегло от сердца.

7

Алекс пересек железнодорожный мост и повернул направо на Балсасни-роуд. Керколди казался совершенно другой страной. По мере того как автобус преодолевал извивы дороги вдоль побережья Файфа, снег постепенно уступал место слякоти, а затем и вовсе промозглой серой сырости. Добираясь сюда, северо-восточный ветер успел растерять свои снеговые запасы, и ему уже нечего было предложить более южным и более защищенным городам, кроме порывистых ледяных дождей. Алекс ощущал себя одним из несчастных брейгелевских крестьян, уныло бредущих домой.

Он поднял засов на кованой железной калитке и по короткой дорожке прошел к аккуратному каменному домику, где прошли его детство и юность. Он на ощупь отыскал в кармане ключи и шагнул внутрь. Блаженное тепло мгновенно окутало его. За лето родители установили в доме центральное отопление, и сейчас он впервые почувствовал разницу. Бросив сумку на пол у двери, он крикнул:

— Я дома.

Из кухни, вытирая руки посудным полотенцем, появилась мать:

— Алекс, как чудесно, что ты вернулся. Скорее проходи, у меня суп и тушеное мясо. Мы только что попили чаю, я ведь ожидала тебя раньше. Ты, верно, опоздал из-за погоды? Я видела в местных новостях, что вас там завалило снегом.

Ее слова лились непрерывным потоком, окутывая его привычным теплом и уютом, безопасностью любимого одеяла. Стащив с себя ветровку, он пересек прихожую и обнял ее.

— Ты выглядишь усталым, сынок, — с заботой в голосе сказала она.

— У меня была жуткая ночь, мам, — ответил он, следуя за ней в крохотную кухню.

Из гостиной раздался голос отца:

— Это ты, Алекс?

— Да, пап. — Отозвался он. — Я буду готов через минуту.

Мать уже наливала ему суп и подавала тарелку и ложку. Если нужно было накормить, Мэри Джилби не отвлекалась на всякие мелочи, вроде каких-то неприятностей.

— Давай садись рядом с отцом, а я подогрею жаркое. В духовке еще печеная картошка.

Алекс прошел в гостиную, где в кресле напротив телевизора устроился отец. В углу на обеденном столе дымилась тарелка с супом, и Алекс присел к ней.

— Все в порядке, сын? — поинтересовался отец, не отрывая взгляда от экрана, где шла игра.

— Не совсем.

Это сразу привлекло внимание отца. Джок Джилби повернулся к сыну и пронзительно посмотрел на него характерным взглядом школьного учителя.

— Ты плохо выглядишь, — сказал он. — Что тебя тревожит?

Алекс проглотил ложку супа. Голода он не чувствовал, но, ощутив во рту вкус шотландской домашней похлебки, понял, что до ужаса хочет есть. Последний раз он ел на вечеринке, а после его два раза выворачивало. Сейчас ему больше всего хотелось набить желудок, но рассказ нельзя было отложить.

— Прошлой ночью случилась ужасная вещь, — произнес он между двумя глотками. — Была убита девушка. И мы ее нашли. То есть нашел я, но Зигги, Верд и Брилл были там со мной.

Отец растерянно уставился на него, приоткрыв рот. Мать вошла в конце заявления сына и теперь застыла в ужасе, широко открыв глаза и сжав ладонями щеки.

— О, Алекс, это же… О, бедненький ты мой, — проговорила она, бросаясь к нему и хватая его за руку.

— Это действительно было ужасно, — продолжал Алекс. — Она была зарезана. И все еще жива, когда мы ее нашли. — Он заморгал. — Кончилось все тем, что мы провели остаток ночи в полиции. Они забрали всю нашу одежду и вели себя так, словно мы имеем к этому какое-то отношение. Потому что, видите ли, мы ее знали. То есть не то чтобы знали, но она работала подавальщицей в одном из пабов, куда мы иногда ходим. — При воспоминании об этом всякий аппетит у Алекса пропал, и он, нагнув голову, положил ложку на стол. Слеза выкатилась из уголка его глаза и побежала по щеке.

— Сочувствую, сын, — растерянно произнес отец. — Это, наверно, было страшным потрясением.

Алекс попытался проглотить комок в горле.

— Да, чтобы не забыть. — Он отодвинулся от стола. — Мне нужно позвонить мистеру Малкевичу и сказать ему, что Зигги сегодня не приедет домой.

Глаза Джока Джилби потрясенно расширились.

— Неужели они задержали его в полиции?

— Нет, нет, ничего подобного, — поспешил объяснить Алекс, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Просто к нашему домику в Файф-парке сбежались журналисты, которые жаждали нас расспросить и сфотографировать. А мы не стали с ними разговаривать. Так что я, Верд и Брилл вылезли в окно туалета и ушли задами. Ведь мы трое должны с завтрашнего дня приступить к работе в универсаме. Понимаешь? А у Зигги работы нет, так что он сказал, что останется и приедет домой завтра. Понимаешь, нам не хотелось оставлять окно открытым. Так что мне нужно позвонить его отцу и все объяснить.

Ласково высвободив руку из пальцев матери, Алекс прошел в прихожую. Он снял трубку и по памяти набрал номер Зигги. Он услышал звонок, а потом знакомый польский акцент Карела Малкевича. Ну, вот и опять, подумалось Алексу, придется повторять рассказ о событиях прошлой ночи. У него появилось ощущение, что этому не будет конца.

— Вот что случается, когда проводишь ночи за выпивкой и бог знает чем еще, — с горечью произнес Фрэнк Мэкки. — Попадаешь в руки полиции. Я — уважаемый в этом городе человек. Полиция никогда не стучалась в мою дверь. И вот из-за какого-то бездельника вроде тебя мы станем предметом самых жарких сплетен.