Тони понимал, что, судя по тому, какую цену предложила агент, дом, скорее всего, окажется солидным. Но чего он не ожидал увидеть, так это огромную виллу эпохи короля Эдуарда из темно-красного кирпича с эркерными окнами, двумя террасами и грандиозных размеров входной дверью контрастного бледно-желтого цвета. В окнах виднелись тяжелые шторы, тщательно спланированный сад поражал пышной растительностью.
«Вам предоставляется уникальная возможность приобрести прекрасный фамильный особняк с видом на Гелувелт-парк, — сообщала крикливая реклама поперек экрана. — Четыре спальни, три гостиных, три ванных комнаты. Полностью оборудованная мастерская с подведенным электричеством!» Тони удивленно приподнял брови — для одинокого мужчины дом был просто гигантским. Может, его биологический отец любил вечеринки? Или просто ему нравилось демонстрировать всему миру свое богатство? Тони было очевидно, что Эдмунд Артур Блайт в средствах не нуждался.
Тони вдруг понял, что, продав дом, он и сам разбогатеет. На его счете и так уже лежали пятьдесят тысяч фунтов, полученных в наследство, но по сравнению с суммой, которую ему принесет продажа особняка, это была мелочь. Тони и представить себе не мог, что когда-нибудь получит в свое распоряжение такие деньги, а потому никогда не задумывался, как лучше ими распорядиться. Его собственные запросы отличались скромностью. Картин и скульптур он не коллекционировал, гоночных машин не водил, дорогих дизайнерских костюмов не носил. Он и в лучшие свои времена не любил путешествовать, а уж теперь экзотические страны с их чересчур жаркой погодой и вечным дефицитом воды потеряли для него всякую привлекательность, не говоря уж о том, что, прежде чем тебя пустят в самолет, заставят всю задницу исколоть иголками, проходя обязательную вакцинацию. Больше всего Тони любил делать то, за что ему платили, — лечить пациентов и составлять психологические профили преступников. Но, хочет он того или нет, скоро он станет очень богатым человеком.
— Я всегда могу раздать деньги, — громко произнес он вслух.
На свете есть немало благотворительных организаций, которые с удовольствием растратят на нужные дела любую сумму денег. Правда, подобная перспектива почему-то прельщала Тони куда меньше, чем он ожидал. Видимо, Синди Лопер была права, когда пела про то, что деньги все меняют. Тони с нетерпением обратил свое внимание на экран.
Всего один клик мышки отделял его от других фотографий дома. Палец Тони нерешительно затрепетал над кнопкой. Он совсем не был уверен, что готов смотреть эти снимки. Он принял обдуманное решение не лезть в жизнь мужчины, ответственного за половину его генов. Тони не хотел обнаружить, что тот, всеми уважаемый, уравновешенный человек, жил счастливой, полноценной жизнью; что его бросил человек, который мог сделать несчастного, забитого маленького Тони немного нормальней. Эксгумация этой правды не даст Тони ничего, кроме горькой обиды. Ребенок с матерью вроде Ванессы просто не мог не вырасти несчастным. И мать, и бабушка внушили Тони твердое убеждение, что он дурной по своей природе, бесполезный червяк, жалкое подобие человека. Став психологом, Тони узнал, что люди, с которыми в детстве обращались примерно так, как с ним, нередко вырастают в монстров. Именно тех монстров, профилированием которых он занимался на работе. Его объединяло с ними гораздо больше, чем могли предположить его знакомые, включая Кэрол. Они охотились на своих жертв; он охотился на них. Они составляли профиль жертв; он составлял их профили. Одни и те же стремления, одни и те же желания.
Если бы Блайт не исчез из его жизни, стремления Тони, возможно, были бы совсем другими. Но Тони не хотелось думать о том, к чему бы это привело. Так что он быстренько договорился о продаже дома по телефону и электронной почте, попросив адвоката Блайта прислать ключи прямо агенту. Адвокат, конечно, сделал вид, что ничуть не удивлен поведением клиента, но Тони знал, что он лукавит. Тони слишком хорошо понимал, что всю жизнь возводил стену между собой и мужчиной, который не захотел быть его отцом, и теперь не видел причин ставить свою хрупкую психику под удар ради того, кто решился признать сына только после смерти.
Но все равно где-то глубоко внутри него звучал голосок, твердивший, что когда-нибудь он может об этом пожалеть.
— Может, и так, — сказал вслух Тони. — Но сейчас я этим заниматься не стану.
Какое-то мгновение он обдумывал план отложить продажу дома, чтобы потом, когда будет готов, тщательно осмотреть то, что осталось от жизни Артура Блайта. Но он быстро отмел эту мысль. Скорее всего, он никогда не наберется духа это сделать, а хранить пустующий дом, когда столько людей нуждается в жилье, как-то аморально.
Разозлившись на собственную нерешительность, Тони закрыл сайт и взял в руки историю болезни одного из пациентов. Вот тут он мог принести пользу, это он умел — вмешиваться в жизни людей, чье поведение радикально отклонялось от того, что большинство считает нормой. Отношения с матерью дали Тони неоценимый опыт — он знал, как выглядит мир по ту сторону нормальности и какой представляется человеку жизнь, когда он смотрит на нее словно сквозь мутное стекло. Он знал, как тяжело повсюду чувствовать себя чужаком и как страшно жить в мире, чьи обычаи и правила так сильно отличаются от твоих, как непросто сохранить свой разум. С тех пор как Тони научился прикидываться обычным человеком, он понял, что в его силах помочь и другим, таким же покореженным жизнью. Многие из его пациентов уже шагнули за грань безнадежности, но некоторые еще поддавались «ремонту», после которого следовала реабилитация и возвращение к более или менее нормальному существованию.
От чтения его оторвал звонок телефона.
— Алло? — рассеянно сказал он в трубку.
Кэрол утверждала, что это его удивленное и подозрительное «алло» звучит так, будто он совершенно не ожидает, что пластиковая штука на столе вдруг затрезвонит и заговорит человеческим голосом.
— Все это напоминает мне поэму, которую я читала в школе, — говорила Кэрол, — Называется «Марсианин пишет письмо домой».
Человек на другом конце телефона явно сомневался, туда ли попал — услышь он эти рассуждения Кэрол, тут же бы с ней согласился.
— Это доктор Хилл? — уточнил он. — Доктор Тони Хилл?
— Да. Кто говорит?
— Детектив-инспектор Стюарт Паттерсон из полиции Уэст-Мерсии.
— Мы ведь с вами незнакомы, верно? — Тони предпочитал сразу прояснять этот вопрос — на лица память у него была хорошая, а вот на имена… Ему уже не впервой было беседовать с, казалось бы, незнакомым человеком, чтобы потом выяснить, что месяц назад они сидели рядом на каком-нибудь званом обеде.
— Нет. Мне сказали, с вами можно поговорить насчет профайлинга и всего такого прочего.
— Вы не ошиблись. — Сказав это, Тони скорчил гримасу телефону. — Кое-какой опыт в этой области у меня имеется.
— У нас тут есть одно дело, — сообщил Паттерсон. — И нам не помешала бы ваша помощь.
— Говорите, вы из Уэст-Мерсии? А это не там ли Вустер? — Теперь уже сам Тони слышал параноидальные нотки в своем голосе.