Для этой группы уже прошли времена неловкого молчания и желания вежливо пропускать вперед других. Теперь, как уже бывало не раз, сразу же заговорил Леон Джексон:
— На мой взгляд, главное тут в выборе жертв. Я читал где-то, что серийные насильники, как правило, выбирают жертв внутри своей возрастной группы, а всем этим женщинам от двадцати до тридцати лет. Кроме того, все они — коротко стриженные блондинки, склонные к полноте и делавшие все, чтобы не расплыться. Две из них бегали по утрам, одна играла в хоккей, одна увлекалась греблей. Все они занимались спортом в местах, где искавшему жертву извращенцу было легко за ними наблюдать, не привлекая внимания.
— Спасибо, Леон. Еще комментарии?
Саймон, отчаянный спорщик, тут же ринулся в бой, его шотландский акцент и привычка глядеть исподлобья добавляли ему агрессивности.
— На это можно возразить, что женщины, увлекающиеся такими видами спорта, заранее уверены, что с ними никогда ничего не случится, и поэтому не боятся в одиночку появляться в самых безлюдных местах. В нашем случае запросто могло быть двое, трое или даже четверо нападавших. А если так, подключать специалиста будет лишь пустой тратой времени.
Шэз покачала головой.
— Это не случайные жертвы, — уверенно сказала она. — Ты читал их показания: каждый раз нападавший завязывал им глаза. Все четверо утверждают, что он не переставая осыпал их оскорблениями. Это не может быть простым совпадением.
Саймон не думал так легко сдаваться.
— Не говори ерунды, Шэз, — возразил он, — всякий импотент, прибегающий к насилию, чтобы у него что-то получилось, обязательно станет подогревать себя руганью. А что касается завязанных глаз, то тут уж вовсе нельзя усматривать ничего общего, ну разве что в первом и третьем случаях насильник воспользовался собственной головной повязкой жертвы. А во втором случае, — он помахал листками, — преступник натянул ей на лицо футболку и завязал в узел. В четвертом случае у него был с собой скотч, который он и обмотал вокруг головы. Все время по-разному.
Он откинулся на спинку стула, добродушно усмехаясь, что никак не соответствовало сокрушительной силе его аргументов.
Тони улыбнулся:
— Отличный переход к тому, о чем я сегодня как раз собирался говорить. Спасибо, Саймон. Сегодня мне предстоит раздать вам ваши первые задания, а в качестве вступления я предложу вам краткое руководство для начинающих: отличие почерка от МО. Кто-нибудь из вас знает, о чем речь?
Кэй Хэллам, вторая женщина в группе, оторвав локоть на несколько дюймов от стола, вопросительно взглянула на Тони. Он кивнул. Кэй аккуратно заправила за уши светло-каштановые волосы — жест, который, как он уже раньше отметил про себя, был для нее главным способом выглядеть женственной и ранимой и тем самым избегать критики, в особенности когда она собиралась высказать нечто непререкаемое.
— МО — это динамика, тогда как почерк — статика, — сказала она.
— Да, в каком-то смысле, — сказал Тони. — Но такое определение, пожалуй, слишком техническое для наших повседневных штудий, — улыбнувшись, добавил он, указав пальцем поочередно на каждого из пяти остальных членов группы. Отодвинув свой стул, он встал и, продолжая говорить, принялся расхаживать по комнате. — МО — первые буквы латинского выражения modus operandi. Способ действия. Когда речь идет о криминалистике, под modus operandi понимают последовательность действий, которые совершает преступник, чтобы достичь своей цели, иначе говоря, совершая преступление. На заре психологического портрета полицейские и в значительной мере психологи слишком примитизировали образ маньяка. По их мнению, это был человек, который всякий раз проделывал одни и те же действия примерно с одинаковым результатом. Ну разве что они учитывали возможность возрастания жестокости его действий, скажем, начав с нападения на проститутку, он потом молотком выбивает женщине мозги.
С приобретением опыта мы поняли, что не только сами способны учиться на своих ошибках. Нам попадались люди, обладавшие достаточным интеллектом и воображением, чтобы делать то же самое. Это означало, что нам нужно прочно уяснить себе: modus operandi — это то, что от одного преступления к другому может резко меняться, если преступнику тот или иной способ действия вдруг покажется недостаточно эффективным. Он начинает приспосабливаться. В первый раз он мог, к примеру, задушить свою жертву, но ему, возможно, показалось, что это заняло слишком много времени, или произвело много шума, или слишком напугало его, заставило скорее испытать стресс, чем удовольствие. И вот в следующий раз он пробивает голову жертвы ломом. Слишком грязно. Тогда в третий раз он приканчивает ее ножом. И следствие приписывает все три случая разным людям, потому что МО так сильно различается.
Неизменным каждый раз остается то, что мы называем, поскольку необходимо как-то это именовать, почерком преступления. Или просто почерком. — Тони перестал расхаживать и прислонился к подоконнику. — Почерк не меняется, потому что он и есть raison d'être [1] преступления. То, что позволяет преступнику почувствовать удовлетворение.
Итак, из чего складывается почерк? Из всех тех незначительных нюансов поведения и действий, которые не входят в число необходимых для совершения, скажем, убийства. Ритуал преступления. Чтобы преступник мог испытать удовлетворение, все эти элементы, составляющие его почерк, должны присутствовать, когда он отправляется совершать намеченное, и каждый раз все должно делаться одним и тем же неизменным образом. К почерку убийцы могут относиться, например, такие детали: раздевает ли он жертву, складывает ли одежду аккуратной стопкой, накладывает ли на труп косметику. Занимается ли сексом postmortem. [2] Прибегает ли к ритуальному изувечению тел, отрезает ли он им, скажем, груди, или член, или уши.
По лицу Саймона было заметно, что его слегка мутит. Интересно, со сколькими трупами ему приходилось до сих пор иметь дело, спросил себя Тони. Саймону придется нарастить шкуру потолще или пусть готовится сносить насмешки коллег: их наверняка позабавит зрелище специалиста по психологическому портрету, которого выворачивает над трупом очередной искалеченной жертвы.
— Все эти составляющие почерка должны всякий раз присутствовать в преступлении, тогда совершающий его испытает удовлетворение, а его преступление обретет для него смысл, — продолжал Тони. — И тут мы наблюдаем разнообразие потребностей, это может быть стремление доминировать, причинить боль, добиться определенных реакций, удовлетворить половой инстинкт. Средства могут быть самые разные, но цель все время одна и та же.
Он глубоко вздохнул, пытаясь отогнать воспоминания о некоторых весьма конкретных разновидностях, первыми приходивших ему на ум.
— Для убийцы, который получает удовольствие от того, что причиняет жертве боль и слышит ее крики, не столь важно, станет ли он… — его голос дрогнул, когда в сознание, преодолев заслон, вторглись непрошенные картины. — Станет ли он…