— Один из оперов нашел полоску кожи, зацепившейся за гвоздь на воротах, — начал он. — Это место не для посторонних, клиенты туда не заходят, вот мы и подумали, что это может быть важно. Ясное дело, нам пришлось исключить людей, которые работают в баре, и водителей, которые доставляют туда продукты. Выяснилось, что двор побелили и ворота покрасили всего месяц назад, так что работы у нас было не слишком много. Итог: никто не признался, что у него есть одежда из такой кожи, так что мы послали находку на экспертизу и попросили сделать все срочно. Заключение только что пришло. — Кэвин протянул бумагу Брендону, похожий в своем рвении на бойскаута.

Часть текста была выделена желтым маркером и сразу бросалась в глаза.

«Фрагмент темно-коричневой кожи крайне необычен. Первое: это какая-то разновидность оленьей кожи. Очень важно, что выделывали в морской воде, а не обрабатывали специальными химическими средствами. Известен всего один источник такого сорта кожи: бывший Советский Союз — там многие кожевники все еще пользуются старыми методами дубления. Можно предположить, что это фрагмент кожаного пиджака, произведенного в России. Такую кожу нигде больше нельзя купить, поскольку она не соответствует требованиям, предъявляемым закупщиками».

Брендон прочел и бросил доклад через стол Кроссу.

— Черт побери! — воскликнул Кросс. — Хотите сказать, придется искать какого-то Ивана?

~~~

Дискета 3,5, метка тома: Backup. 007; файл Любовь. 009

Где-то было напечатано, что расследование убийства обходится в миллион фунтов в месяц. Когда Пол продемонстрировал, что он такой же глупец и предатель, как и Адам, мне стало ясно, что действия, которые меня вынуждают предпринять, значительнее повлияют на местные налоги. Дело не в том, что я против нескольких дополнительных пенсов в год, — это ничтожная цена за удовлетворение от мести за их неверность.

Провал с Полом сокрушил меня. Как раз когда были готовы декорации для торжественного праздника нашей любви, он отвернулся от меня, изменил мне. В тот вечер, когда он начал ухаживать, не знаю, как мне удалось попасть домой. Я не помню ни одной детали поездки. Джип остановился рядом с фермой. Я в ярости от его ограниченности — он не смог понять, что по-настоящему любит именно меня. Мой гнев так силен, что я не могу скоординировать. Я практически выпадаю с сиденья водителя и плетусь, как в подпитии, к своему пристанищу — темнице.

Усевшись на каменную скамью, я подтягиваю колени к груди, и слезы текут по моему лицу и падают на грубый камень, отчего он становится темным, как кровь Адама. Что с ними такое? Почему они не могут позволить себе получить то, чего им — я в этом не сомневаюсь — хочется?

Я вытираю глаза. Моя обязанность перед нами обоими — сделать переживания богатыми и совершенными, насколько это возможно. Настало время новых игрушек. Адам — репетиция в костюмах. Пол будет премьерой.

Выдумка с машиной, которая не хочет заводиться, хорошо послужила мне в истории с Адамом, так что я пользуюсь ею и с Полом. Она сработала, как мне и не снилось. Прежде чем я успеваю сделать всего три шага по холлу, и он даже предлагает мне выпить в ожидании служащего из автосервиса. Но я не поддаюсь на его уговоры; у него был шанс, а теперь слишком поздно отменять мой план нашего соединения на моих условиях.

Когда он очнулся, то был привязан к креслу Иуды. У меня ушло несколько дней, чтобы соорудить его, потому что начинать пришлось на пустом месте. Кресло Иуды — одно из моих открытий, сделанных в Сан-Джиминьяно. В книгах мне встретилась пара упоминаний о нем, но ни одно не прояснило, как именно оно было устроено. Но там, в музее, была собственная действующая модель. Мне удалось сделать пару снимков в дополнение к фотографии из музейного каталога, и это помогло создать чертеж на компьютере.

Этот механизм не относится к числу тех, которые инквизиторы использовали часто, хоть я и не понимаю, почему. В музее в Сан-Джиминьяно существует теория, которая, честно говоря, представляется мне нелепой, ее явно придумал какой-то тупой феминист, не знающий меры. Якобы такие орудия пыток, как вагинальные груши, разрывающие шейку матки и влагалище, так называемые «пояса целомудрия», рвущие «срамные» губы, превращая их в кровавую кашу, приспособления, срезающие соски так же эффективно, как специальные «гильотинки» — кончики сигар, часто испытывались на женщинах, потому что те были для инквизиторов дьявольскими созданиями. С другой стороны, как утверждает эта безумная теория, орудия пыток, применявшиеся к мужчинам, редко калечили их половые органы, несмотря на особую их чувствительность, потому что — слушайте! — палачи чувствовали подсознательную связь со своими жертвами и потому всякое увечье детородных органов казалось немыслимым. Автор этих текстов из Сан-Джиминьяно явно был плохо осведомлен об утонченности пыток, достигнутых Третьим рейхом.

Мое кресло Иуды — пусть даже никто больше в это не верит — это своего рода шедевр. Оно состоит из квадратной рамы с ножкой на каждом углу, с подлокотниками, поддерживающими предплечья, и толстой планкой на спинке. Очень похоже на примитивное резное кресло, кроме того, что здесь нет сиденья. Вместо него под отверстием, где должно помещаться сиденье, находится остро обточенный конический шип, прикрепленный внизу к ножкам кресла перекрещенной связью крепких деревянных распорок. На шип пошел большой конус, на который наматывается хлопчатобумажная пряжа в промышленном ткачестве. Вы можете найти такие конусы в сувенирной лавке любого аванпоста традиционной индустрии. Шип я покрываю гибкой медной пластинкой, обкрученной режущей металлической стружкой. К экземпляру, увиденному в музее пыток, я добавляю свое утонченное изобретение: мой шип подключен к электрической сети через реостат, что позволяло мне использовать электрошок разной интенсивности. Чтобы избежать несчастных случаев, все сооружение прикреплено болтами к полу.

Пока Пол все еще был без сознания, его удерживали над шипом крепкие кожаные ремни под мышками, которые привязывали его к спинке кресла. Обе его лодыжки тоже были привязаны к передним ножкам. Как только я ослаблю ремень, он будет предоставлен собственным ресурсам, зависящим от мускулов его икр и плеч, чтобы избежать кровожадного шипа, аккуратно прикрепленного в точности под его анусом. Поскольку кресло такое высокое, что только большие пальцы его ног могут коснуться пола, я не думаю, что он продержится очень долго.

Его глаза выразили тот же панический страх, который уже был мне знаком по глазам Адама. Но положение, в котором он оказался, — это ведь дело его рук. Я так и говорю ему, прежде чем снять клейкую ленту со рта.

— Я понятия не имел, совершенно не имел, — пролепетал он. — Мне жаль, мне очень жаль. Позвольте помириться с вами. Только отвяжите меня, и я обещаю, что мы начнем все сначала.

Я качаю головой.

— Роберт Максвелл сказал одну очень правильную вещь. Доверие подобно девственности — утратить его можно только один раз. У вас душа предательская, Пол. Как же я могу вам верить?

Зубы у него стучат — вряд ли от холода.