— Ну да, — признала она. — Честно говоря, мы стараемся не говорить об этой стороне вопроса. — Она снова улыбнулась, на сей раз не столь уверенно. — По-моему, незачем об этом все время твердить.
— Пожалуй. И я убеждена, что меньше всего вы хотите быть замешанными в дело об убийстве, притом в дурном смысле, — изрекла Стейси.
Гейл словно получила пощечину:
— Убийство? Не может быть!
— Я расследую убийство Робби Бишопа.
— Он не из наших подписчиков, — резко ответила Гейл. — Я бы помнила.
— У нас есть основания считать, что в тот вечер, когда его отравили, он пил с одним из ваших клиентов. И возможно…
— Вы хотите сказать, один из наших подписчиков убил Робби Бишопа?
Гейл так и вжалась в спинку дивана, точно пытаясь как можно дальше отстраниться от Стейси.
— Пожалуйста, Гейл, просто выслушайте меня. — Стейси начинала терять терпение. — Мы считаем, что человек, с которым тогда выпивал Робби, мог что-то видеть, а возможно, Робби ему что-то рассказал. Мы должны найти этого человека. Мы думаем, что это член сообщества «Лучшие дни нашей жизни».
— Но почему?! — Теперь Гейл смотрела гневно. — Почему вы так решили?
— Потому что Робби сказал еще одному своему другу, что выпивает с кем-то из бывших одноклассников. И в кармане его брюк мы нашли листок с адресом вашего сайта.
— Но это не значит… — Гейл все качала головой, словно надеясь, что тем самым заставит Стейси исчезнуть.
— Мы бы хотели, чтобы вы отправили запросы всем своим подписчикам мужского пола, которые учились в Харристаунской школе в одно время с Робби. Выясните, не с ними ли он пил в четверг. А поскольку они могут начать волноваться и не захотят это признавать, мы хотим, чтобы они также прислали вам свои свежие фотографии и отчет обо всех своих передвижениях между десятью часами вечера четверга и четырьмя часами утра пятницы. Как по-вашему, сможете вы для нас это сделать?
Стейси снова улыбнулась. Хорошо, подумала она, что у нее нет детей: увидев эту улыбку, они бы в ужасе разревелись.
— Я не думаю. — Голос хозяйки угас. — Я имею в виду… Люди же не затем вступают в наше сообщество, правда?
Стейси пожала плечами:
— Мне кажется, люди откликнутся, если их попросить помочь. Робби был парень популярный. Я могу переслать вам письмо, которое мы хотели бы через вас распространить.
— Я не знаю… Мне нужно поговорить с Саймоном. Это мой муж.
Гейл наклонилась вперед, взяла с журнального столика мобильный.
Стейси с сожалением покачала головой:
— Дело в том, что мы не можем терять время. Либо мы договоримся по-хорошему, и вы, как и раньше, будете контролировать адреса вашей электронной почты и всю вашу систему, либо я получу ордер, мы вывезем ваши компьютеры, и я сама сделаю все, что нужно, чтобы откликнулись ваши подписчики. Получится не очень красиво, и я сомневаюсь, останется ли у вас что-то от вашего бизнеса после того, как в прессу просочатся сведения, что вы пытались воспрепятствовать расследованию убийства Робби Бишопа. — Стейси развела руками. — Но выбор за вами, знаете ли.
«Крис Девайн была бы мною довольна, — подумала она. — Надо же, как я запугала бедняжку».
Гейл с ненавистью глянула на нее.
— Я-то думала, вы из наших, — горько произнесла она.
— Вы не первая, кто допускает такую ошибку, — заметила Стейси. — А теперь давайте разошлем кое-какие письма.
Ванесса сняла очки и бросила их рядом с блокнотом.
— Думаю, теперь дело за нами, — произнесла она.
Полная женщина напротив нее уселась в кресло и откликнулась:
— Начнем.
Мелисса Райли уже четыре года являлась первым заместителем Ванессы Хилл. Несмотря ни на что, она всегда твердо верила, что за сухим профессионализмом у Ванессы скрывается золотое сердце. Мелисса была убеждена: человек, настолько быстро и точно оценивающий людей, просто не может быть таким черствым, какой кажется Ванесса. И сегодня она получила наконец убедительное доказательство этому. Ванесса отменила все деловые встречи, чтобы побыть у постели раненого сына. Конечно, она пришла на работу к середине утра и с тех пор пахала как лошадь, но тем не менее. Она ушла лишь потому, что девушка ее сына настаивала на том, чтобы освободить ее.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Мелисса. Ее гладкое личико так и лучилось заботой.
— Я? — Ванесса нахмурилась. — Прекрасно. В больницу попала не я.
— Все равно это для вас, наверно, ужасное потрясение. Видеть, как сын лежит беспомощный… Я хочу сказать, вы же мать, вам хочется сделать для него все, избавить его от страданий…
— Так и есть, — бросила Ванесса.
Ее тон давал понять, что она считает тему исчерпанной. Она видела, что Мелиссу так и распирает желание обсудить что-нибудь интимное. Когда-то она прошла курсы социальных работников и теперь жадно выискивает чужие несчастья. Иногда Ванесса задумывалась, не мешает ли замечательным организаторским способностям Мелиссы ее постоянное стремление залезть своими коротенькими толстыми пальчиками в душу каждого встречного. Сегодня заместительница чуть было не перешла эту грань.
— И вас, конечно, раздирает беспокойство насчет его восстановления, — не удержалась Мелисса. — Они не сказали, он когда-нибудь сможет снова нормально ходить?
— Скорее всего, у него будет протез. А возможно, понадобится еще одна операция.
Ванессе до омерзения не хотелось выкладывать такие подробности, но она понимала, что иногда приходится хоть что-то сообщать о себе, чтобы поддерживать уважение сотрудников. Мелисса все кудахтала и кудахтала, а она задумалась, каково это — быть всецело поглощенной материнскими заботами. Матери любят говорить о какой-то своей особой связи с ребенком, но она никогда не ощущала этого. Она готова была защищать сына, но почти такое же чувство она испытывала и к своему первому хилому щенку, которого приходилось кормить из бутылочки. Она не хотела быть прикованной к ребенку, беспокоиться за него, переживать его отсутствие. Многие женщины описывали ей все это. Она считала, что миллионы женщин так же мало привязаны к своему ребенку, как и она, но всегда понимала — это не то, в чем прилично сознаваться.
Пока рядом существуют всякие мелиссы, корчащие из себя высоконравственные создания, Ванесса и множество таких же, как она, вынуждены притворяться. Что ж, в этом нет ничего особенного. Она и так почти всю жизнь лицемерила то в одном, то в другом.
Впрочем, все это неважно. Она делает то же, что и всегда: заботится о главном. Она ни черта не должна Тони. Она кормила и одевала его, она предоставляла ему крышу над головой — пока он не окончил университет. Если уж кто-то из них задолжал кому, то явно не она.
Когда возглавляешь такое подразделение, спрятаться тебе негде, грустно подумала Кэрол. Подняв глаза, она увидела, как в комнату входит Джон Брэндон. Времени, за которое главный констебль пересек помещение и дошел до ее кабинета, Кэрол хватило, чтобы внутренне собраться и мысленно пересмотреть то немногое, чем ей предстояло с ним поделиться.