Как всегда, Стив подивился немногословию и деловитости Фионы. К тому же она великодушно не стала напоминать ему накануне о том, что ей сразу же показалось важным наличие велосипеда. В конце официального отчета Фиона приписала своим аккуратным мелким почерком: «Я знаю, что у тебя есть пара свидетелей, видевших убегавшего мужчину. Не думаю, что это убийца. Кто бы ни был преступник, у него достаточно самообладания, чтобы суметь исчезнуть не столь заметно. Даю голову на отсечение, загадочный велосипедист, который, насколько мне известно, не явился в полицию, чтобы рассказать о своем пребывании в парке во время преступления, куда более весомый подозреваемый. Еще поговорим об этом. Ф.»

Хотя дело об убийстве Сьюзан Бланчард было официально закрыто, Стиву удалось настолько устыдить своего начальника, что тот разрешил использовать несколько человек для продолжения расследования, но при условии, что они будут молчать, пока не соберется достаточно улик, чтобы убедить общественное мнение и суд ее величества в виновности Фрэнсиса Блейка. Итак, в официальном подчинении у Стива оказались один сержант и два констебля, но почти все следователи, работавшие с ним прежде, были готовы оказать ему любую помощь.

Мысленно проанализировав, чем занята его команда, Стив решил поручить Джоанн Гибб анализ архивных данных. Мало того, что Джоанн не упускала ни одной мелочи, она еще отличалась умением налаживать отношения с полицейскими других подразделений и даже вне городского управления. Он видел, как она успокаивала и обхаживала разъяренных полицейских, заставляя их забыть о надсмотрщицких функциях городского управления. Никто не сможет лучше, чем она, изучить архивы по обозначенным Фионой параметрам, никто не сможет лучше, чем она, пробудить у следователей память даже о самых ничтожных подробностях.

Стив тщательно переписал указания Фионы и оставил Джоанн записку с приказом прямо с утра заняться этой работой. С удовольствием потянувшись, он почувствовал одновременно облегчение и прилив сил, заполучив хоть что-то позитивное для дальнейшей работы. И подумал, что неплохо было бы отоспаться, вместо того чтобы вновь и вновь перебирать в уме все сделанное и несделанное.

Еще раз потянувшись, он снял пиджак с вешалки, висевшей на крюке в шкафу, где лежали документы, прямо за его спиной. Функционально, но не эстетично, как почти все в его жизни, о чем ему не раз говорила Фиона в давние времена. Возможно, будь он похож в этом на Кита, все получилось бы иначе, размышлял Стив, проверяя, есть ли в кармане ключи. Какой смысл думать об этом? Будь он похож на Кита, он был бы совсем другим человеком. А другой человек не мог бы быть другом Фионы.

Не успел Стив сделать и двух шагов, как зазвонил телефон, и ему пришлось вернуться.

– Стив Престон.

– Старший офицер Престон? Говорит сержант Уилсон с дежурного поста. Мы только что получили факс из Испании. Фрэнсис Блейк забронировал билет на завтрашнее утро из Аликанте в Стэнстед. Посадка в одиннадцать сорок пять. Я подумал, вам нужно об этом узнать как можно быстрее.

– Спасибо, сержант. Какие-нибудь детали?

– Все в факсе. Прислать кого-нибудь?

– Не беспокойтесь. Я как раз спускаюсь.

Стив положил трубку и позволил себе улыбнуться. С завтрашнего дня расследование пойдет по двум путям. Пусть Джоанн ищет в архиве следы убийцы, а сержант Джон Робсон и констебль Нейл Маккартни сядут на хвост человеку, который приведет их к той же цели.

Слава богу, кончается черная полоса, подумал Стив и снова направился к двери, развернув плечи.

III

Только здесь, и нигде больше. Это священное место, жертвенная роща, где мораль – не пустой звук. Здесь все так, как должно быть, все неслучайно, за исключением разве что комнаты. Но уж что есть, то есть. Окна, правда, пришлось забить фанерой, а потом тщательно заделать, так, чтобы на стене не осталось следов. А вот дверь нарушает равновесие в комнате, но с ней ничего не поделаешь. Комната симметрична, как симметрично человеческое тело по отношению к позвоночнику.

Стены он заклеил форзацной бумагой. Обоев, которые ему нравились, уже давно не было в продаже, но это не важно. Он сделал трафарет, вырезав полосы стилизованных листьев, и смешал краски так, чтобы добиться незабытого зеленого цвета, вот у него и получилось почти то, что было когда-то. Сверху он покрыл все легким слоем бесцветного лака, каким пользуются на яхтах, чтобы легче было смывать грязные пятна. Это было единственное нововведение, которое он себе позволил.

С полом было проще. На архитектурном складе он купил старый паркет. Кленовый, как ему сказали. Его привезли из кабинетов, что были на старой шерстяной фабрике. Потребовалось несколько вечеров, чтобы уложить паркет так, как он запомнился ему с детства, но и это было скорее скучно, чем трудно.

Все, что нужно для освещения, он нашел в лавке старьевщика на Тонтон-роуд. Собственно, это было первое, что он купил и что подало ему идею поселиться в столь чудесном месте, не похожем ни на какое другое, по крайней мере из-за трех замерзших фонарей. В изумлении глядя из окна лавки на дом, он понял, что может вновь вдохнуть жизнь в чудесное строение, воссоздать его, каким оно было когда-то, и сотворить из него святилище темных желаний, которые оно всколыхнуло в нем.

С мебелью проблем не было. Простой сосновый стол с царапинами на столешнице, правда, немного другими, чем ему запомнилось. Четыре сосновых стула с выпирающими спинками, почерневшие сверху от прикосновений ладоней, которые бог знает сколько раз выдвигали и задвигали их обратно. На небольшом карточном столике с вытертым зеленым сукном были разложены поблескивавшие на свету инструменты, необходимые для воплощения в жизнь его призвания. Хирургические скальпели, большой нож мясника, маленькая ручная пила и оселок для правки, чтобы всегда держать их наточенными, как бритва. Под столом несколько полистироловых мясных подносов разных размеров.

Убийство могло происходить не только в доме, где угодно. Это не имело значения и никак не влияло на установленный раз и навсегда ритуал. Удушение с помощью лигатуры, так называлась эта нитка в медицине, насколько ему было известно. Лигатурой надежнее, чем руками, ведь пальцы могут скользить по вспотевшей коже испуганной жертвы. При таком методе повреждения тела минимальные, тогда как нож или пуля оставляли следы, несовместимые с совершенством, о котором он мечтал.

Потом наступала очередь очищения. Раздевшись догола и раздев жертву, он помещал ее в теплую воду и отворял вены, чтобы вышло побольше крови и уродливые багровые синяки не испортили ее внешний вид. Потом он спускал воду и вновь наполнял ванну. Надо было тщательно вымыть тело непахнущим мылом, не забыть о ногтях, убрать следы внезапной смерти, то есть совершить очищение от скверны.

И тут начиналось главное. Нельзя было терять ни минуты. Трупное окоченение наступало через пятъ-шесть часов, постепенно усложняя его работу и мешая аккуратному ее исполнению. Лежащее на столе и белое, как мраморное, тело было его приношением странным богам, которые завладели им и, как он понял, давно требовали умиротворения.