– У меня все время складывалось впечатление, что она вообще не понимала, что говорит. Эльза болтала непрестанно о вещах, вычитанных из книжек или слышанных от людей. И в то же время в ней было – это, возможно, звучит странно, если говорить о ней, – что-то восторженное. Такая молодая и такая уверенная в себе! – Он остановился. – Вообще молодость, мсье Пуаро, это нечто… волнующее!
Эркюль Пуаро внимательно посмотрел на него:
– Я понимаю, что вы хотите сказать…
Блейк продолжал, кажется, больше для себя:
– В какой-то мере, я считаю, это и послужило причиной моего резкого разговора с Крейлом. Он был почти на двадцать лет старше ее. Мне это представлялось типичным мезальянсом.
Пуаро проговорил:
– К сожалению, редко можно на кого-то повлиять. Если человек решил что-то сделать, тем более если в этом замешана женщина, нелегко заставить его от этого отказаться.
– Да, так оно и есть. – В тоне Мередита чувствовалась горечь. – Мое вмешательство не дало ничего. Я и в самом деле лишен таланта убеждения.
Пуаро взглянул на него. Он уловил в немного кислом тоне недовольство человека своим бессилием и про себя признал справедливость всего сказанного Блейком. Мередит Блейк не относился к числу тех, кто способен повлиять на позицию другого человека. И хотя он всегда действовал из лучших побуждений, его советы и пожелания решительно отвергались. А все оттого, что он не обладал силой убеждения.
Пуаро спросил Блейка, чтобы сменить неприятную тему:
– У вас сохранилась лаборатория?
– Нет.
Ответ сухой и быстрый, как будто в горле у него застряла кость. Затем Мередит Блейк покраснел и объяснил:
– Я оставил все эти занятия, ликвидировал лабораторию. Не мог больше продолжать… Ну как бы я мог этим заниматься после всего, что случилось?! Вы понимаете… Ведь многие могли подумать, что все произошло по моей вине.
– Нет, нет, мистер Блейк! Вы слишком впечатлительны!
– Разве вы не понимаете, что если бы я не собирал этих проклятых трав или хотя бы не рассказывал о них, не гордился ими… Если бы в тот день не обратил их внимание… Но как я мог подумать…
– В самом деле.
– Я все болтал, кичась своими скромными научными познаниями, я был глупым, слепым и тщеславным. Особенно много я рассказывал им об этой проклятой цикуте. Идиот! Я еще провел их в библиотеку, чтобы прочитать фрагмент из «Федона», где описывается смерть Сократа. Очень хороший отрывок, я всегда им восхищался. И с тех пор эта сцена меня преследует.
Пуаро спросил:
– Они нашли отпечатки пальцев на бутылке с цикутой?
– Ее отпечатки.
– Кэролайн Крейл?
– Да.
– А не ваши?
– Нет. Я не трогал бутылку, только указал на нее.
– И вы же, наверное, брали ее когда-то в руки?
– Конечно. Но я периодически обтирал пыль с бутылок и не позволял слугам заходить туда. Я как раз и сделал это за каких-то четыре-пять дней до событий.
– Обычно комната была заперта?
– Всегда.
– Вы знаете, когда Кэролайн Крейл взяла цикуту из бутылки?
Мередит Блейк ответил с сожалением:
– Кэролайн покинула комнату последней. Припоминаю – я позвал ее, и она быстро вышла. Щеки ее немного покраснели, глаза широко открыты, выглядела она взволнованной. О боже, я словно вижу ее перед собой!
– Вы с ней о чем-нибудь беседовали в тот день? Я хочу спросить, обсуждали ли вы с ней отношения между ней и мужем?
Блейк проговорил задумчиво:
– Да как вам сказать… Я уже говорил, она была довольно встревожена. В какую-то минуту, когда мы были одни, я спросил ее: «Что-то случилось? Что-то не так, Кэролайн, дорогая?» Она ответила: «Все не так…» Какое отчаяние было в ее голосе! Ее слова выражали настоящее страдание, ибо Эмиас Крейл непрестанно причинял ей боль. И еще она сказала: «Мередит, все пошло прахом, все кончено». Потом рассмеялась и отошла от меня… Вела себя с какой-то бурной, неестественной веселостью.
Эркюль Пуаро медленно склонил голову. Сейчас он был похож на китайского мандарина.
– Я словно вижу, как все происходило.
Мередит Блейк вдруг стукнул кулаком по спинке кресла, повысив голос. Это был почти крик:
– И я скажу вам одну вещь, мсье Пуаро!.. Когда Кэролайн заявила на процессе, что яд она взяла для себя, я могу поклясться – она говорила правду! В то время в мыслях у нее не было ничего преступного. Клянусь вам! Это пришло позднее.
Эркюль Пуаро спросил:
– Вы уверены? В самом деле позднее?
Блейк внимательно посмотрел на него.
– Позвольте… Не понимаю…
– Я спрашиваю: уверены ли вы, что мысль об убийстве действительно пришла к ней позднее? Вы вполне уверены – в глубине души, – что Кэролайн могла совершить преступление?
Мередит Блейк ответил неуверенно:
– Но если б… Если не она… Вы хотите сказать, что это… это был несчастный случай?
– Необязательно.
– То, что вы мне сказали, кажется чрезвычайно важным!
– Да. Вы назвали Кэролайн Крейл нежным созданием. Разве нежные создания убивают?
– Она в самом деле была нежным созданием. И вместе с тем – и это правда – между ними вспыхивали бурные сцены.
– Следовательно, не такое уж нежное создание.
– Нет, все-таки она была нежная. Ох, как трудно все это объяснить!..
– Я попробую понять.
– Кэролайн отличалась резкостью, импульсивностью. Она могла сказать: «Я ненавижу тебя, я хочу твоей смерти». Но это ничего не значило.
– Итак, по-вашему, убийство противоречит характеру Кэролайн Крейл?
– У вас необычный подход к вещам, мсье Пуаро. Я уверен – это было совсем нехарактерно для нее. Мое единственное объяснение состоит в том, что брошенное Эмиасом признание в неверности все перевернуло в ее душе. Кэролайн боготворила своего мужа, а в подобных обстоятельствах жена может… убить.
Пуаро подтвердил кивком головы:
– Да, я согласен.