– Возможно, потому что я уже стар, но я, мсье Пуаро, нахожу в беззащитности молодости кое-что такое, что доводит меня до слез. Молодость так уязвима… Она жестока, но в то же время не уверена в себе, великодушна и одновременно требовательна.
Он поднялся, подошел к книжному шкафу, взял с полки книгу, полистал ее и громко прочел:
«Еще два слова. Если ты, Ромео,
Решил на мне жениться не шутя,
Дай завтра знать, когда и где венчанье.
С утра к тебе придет мой человек
Узнать на этот счет твое решенье.
Я все добро сложу к твоим ногам
И за тобой последую повсюду». [2]
Устами Джульетты говорят любовь и молодость. Безудержно откровенно, без так называемого девичьего целомудрия. Это – смелость, настойчивость, безжалостная сила молодости. Шекспир хорошо знал ее, эту молодость. Джульетта избрала Ромео, Дездемона жаждет Отелло. У молодых нет сомнений, нет страха, нет ложной гордости.
Пуаро проговорил задумчиво:
– Выходит, по-вашему, Эльза Гриер говорила словами Джульетты?
– Да, она была ребенком. Избалована судьбой, молода, красива, богата. Она нашла себе друга и жаждала его. Это был не юный Ромео, а художник средних лет, женатый. Для Эльзы не существовало какого бы то ни было кодекса, который мог бы остановить ее. Ее кредо было созвучно современному девизу: «Берите все, что хотите! Мы живем только раз!»
Джонатан вздохнул, откинулся на спинку кресла и снова начал постукивать пальцами по подлокотнику.
– Хищная Джульетта! Молодая, безжалостная, но страшно уязвимая, она поставила под удар все. Видно, она надеялась выиграть, но в последний миг на сцену вышла смерть. И тогда живая, несдержанная Эльза умерла, оставив вместо себя мстительную, холодную, жестокую женщину, которая всей душой ненавидела ту, рука которой перечеркнула все ее надежды…
Он сменил тон.
– Да, да! Извините меня за такой переход к мелодраме. Молодая женщина с жестокими и примитивными взглядами на жизнь. Вообще персонаж неинтересный: посредственная девушка, которая ищет героя, чтобы поставить его на незанятый пьедестал.
Пуаро сказал:
– Если бы Эмиас Крейл не был знаменитым художником…
Джонатан поспешил подтвердить:
– Именно так, именно так! Вы прекрасно уловили суть. Девушки, подобные Эльзе, обожествляют знаменитостей. Мужчина должен чего-то достигнуть… Кэролайн могла бы полюбить и страхового агента, и банковского клерка. Она любила в Эмиасе мужчину, а не художника. И при этом не шла напролом, как Эльза… Но Эльза была молодой, красивой и, по-моему, ранимой.
Эркюль Пуаро попрощался и в задумчивости отправился спать. Проблема личности всегда его волновала. Для Эдмундса Эльза была игривой, ни больше ни меньше; для старого Джонатана – извечной Джульеттой. А Кэролайн Крейл? Все видели ее по-разному. Деплич относился к ней с презрением, потому что она с самого начала отказалась от борьбы. Для молодого Фогга Кэролайн олицетворяла романтизм. Эдмундс видел в ней лишь леди. Джонатан описал ее как пылкую, но скрытную женщину. А какой бы представил ее он, Эркюль Пуаро?
«От ответа на этот вопрос, – подумал он, – зависит успех расследования. До сего времени никто из тех, с кем я имел беседу, не сомневался в том, что, кем бы ни была Кэролайн Крейл, она все же убийца».
Инспектор полиции в отставке Хейл задумчиво раскурил трубку и сказал:
– Что за странная идея, мсье Пуаро?
– В самом деле, она немного необычна.
– Ведь с тех пор прошло столько времени…
Эркюль Пуаро предчувствовал, что скоро эта фраза ему надоест. Поэтому коротко ответил:
– Что, разумеется, еще усложняет дело.
– Ворошить старое, – рассуждал инспектор. – Если бы хоть была какая-то цель.
– Цель есть.
– Какая?
– Кое-кто пытается отыскать правду ради самой правды. Мне, например, нравится правда. И кроме того, не следует забывать молодую девушку.
– Да, я понимаю ее, но, извините, мсье Пуаро, вы же изобретательный человек. Почему бы вам не придумать для нее какую-нибудь легенду?
– Вы не знаете этой молодой девушки.
– Ну и что? Для человека с вашим опытом…
Пуаро выпрямился.
– Очень возможно, мой друг, что я мастер в искусстве лжи. Такова, кажется, ваша мысль? Однако у меня другие взгляды на то, что называется моралью. У меня есть свои принципы.
– Извините, мсье Пуаро, я не хотел обидеть вас. Но это была бы ложь ради благородного дела, если можно так выразиться.
– Вы так считаете?
Хейл спокойно пояснил:
– Огромное горе для девушки – счастливой, невинной, обрученной – узнать, что ее мать была убийцей. На вашем месте я пошел бы к ней и сказал, что, по сути, это было самоубийство, что Деплич не провел следствия всерьез, поскольку это было очевидно. А что касается вас, то вы нисколько не сомневаетесь в самоубийстве Крейла.
– Но у меня тысячи сомнений! Я ни за что не поверю, что Крейл отравился. А вы лично полагаете, что существует какая-то возможность доказать эту версию?
Хейл отрицательно покачал головой.
– Вот видите! Мне необходима правда, а не ложь – правдоподобна она или нет.
Хейл повернул голову. Его квадратное красноватое лицо, казалось, еще больше краснеет.
– Вы говорите о правде. Я и сам хотел, чтобы мы узнали истину в деле Крейла.
Пуаро выпалил скороговоркой:
– Эта ваша мысль имеет для меня огромное значение! Я знаю вас как добропорядочного и способного человека. Но скажите мне: у вас ни на миг не закрадывалось сомнение относительно вины миссис Крейл?
Инспектор ответил сразу же:
– Никакого сомнения, мсье Пуаро. Обстоятельства обвиняли ее с самого начала, а факты подкрепили эту точку зрения.
– Вы могли бы мне изложить резюме доказательств против нее?
– Конечно, могу. Получив ваше письмо, я просмотрел дело. – Он вытащил блокнот. – Я записал тут важнейшие факты.