Я хочу курить, всего одну сигаретку! Неужели я прошу слишком много? А знаешь, что о Тебе говорят? Может, это и правда. Она сердито задвинула ящик, а потом увидела вдруг свои руки и уже не могла оторвать от них взгляда...
Сухие, костлявые, точно пергаментные, холодные руки с синими жилами... руки старой монахини.
Она заплакала.
Вспомнились руки Вэл, о, у нее они были совсем другие, сильные, загорелые, округлые. И теперь Вэл никогда не состарится, не превратится в бесполую старуху, оплакивающую семью и детей, которых у нее никогда не было...
Сквозь слезы она продолжала разглядывать свои руки.
Зазвонил телефон.
Она вытерла глаза салфеткой, подавила новые подступающие к горлу слезы, сняла трубку.
В ней раздался мужской голос, и она тут же узнала его. Монсеньер Санданато.
— Послушайте, сестра. Оставайтесь на месте. Не выходите из офиса. Ни с кем и ни при каких обстоятельствах. Дождитесь меня. Вы слышите, понимаете, что я говорю? Вы в опасности. Я должен срочно поговорить с вами. Уже выезжаю.
* * *
Санданато приехал минут через пятнадцать. Он задыхался, лицо было бледно и блестело от пота. Вошел, присел на край письменного стола и испытующе уставился на Элизабет лихорадочно горящими глазами.
— Где вы были? Сначала в Париже, а потом куда-то исчезли! Это безумие. Я страшно волновался.
— Мне очень жаль, — ответила она. — Но в Париже я случайно встретилась с Беном Дрискилом и отцом Данном...
— О Господи, — выдохнул он. — И что же дальше?
— И мы вместе поехали в Авиньон.
— Но зачем?
— А почему бы и нет? — Внезапно она рассердилась. — Что это вы устраиваете мне здесь допрос с пристрастием? Оба они хорошие люди. Может, вы со своим кардиналом, в отличие от меня, и не принимаете историю с ассасинами всерьез, но им удалось найти человека, способного пролить свет на все это...
— Какого еще человека? О чем это вы? — Он перегнулся через стол и взял ее за руку. — Сестра... простите меня, я веду себя как безумец. Но сейчас вы должны сказать мне всю правду. Мы у цели. Скоро мы освободим Церковь от всей этой нечисти, сестра. Очистим ее, обещаю. Но вы должны рассказать мне об этом человеке из Авиньона. Пожалуйста!... — Он крепко сжал ее руку.
И тут Элизабет испустила вздох облегчения, точно сбросила с плеч тяжкую ношу. И принялась рассказывать Санданато о встрече с Кесслером, он же Кальдер. В конце она осторожно заметила, что, по предположению Кальдера, Д'Амбрицци и Саймон одно и то же лицо. И уставилась на собеседника, ожидая взрыва возмущения.
Но его не последовало. Санданато поднялся и принялся расхаживать по комнате, сунув руки в карманы и удрученно качая головой.
— Вот что, сестра, вы с Дрискилом должны немедленно выйти из этой игры. Послушайте меня. Вы даже не игроки, вы просто зрители, и я не хочу, чтобы вас где-нибудь переехал грузовик без номеров. Понимаете?
— Нет. В данный момент я почти ничего не понимаю. Ни вас, ни Дрискила, ни всех остальных. Но я просто не могу поверить, что кардинал Д'Амбрицци может быть виновен...
— Обещайте, что бросите все это дело! Прошу вас!
— Черта с два я теперь брошу. Да и кто дал вам такое право, указывать мне? И почему вы с пеной у рта не бросаетесь опровергать версию Кесслера?
— Хорошо, — сказал он и театрально развел руками, стараясь успокоиться. — Я с пеной у рта не бросаюсь опровергать версию Кесслера, потому что она может оказаться правдой. Д'Амбрицци вполне мог быть Саймоном. Да.
— Что это вы такое говорите? Он до сих пор Саймон? Ведь это очень важно, Пьетро. Вы же любите этого человека, ближе вас у него никого нет...
— Давайте не будем затрагивать личные взаимоотношения, сестра. Давайте лучше поговорим о будущем Церкви... и о человеке, который может стать Папой. Теперь мы очень близки к разгадке. Убийства, которые удалось связать воедино сестре Валентине, ее убийство, покушение на вас...
— Мы? Кто это мы?
— Кардинал Инделикато и я! Да, именно так. Мы с его преосвященством работаем вместе с целью узнать правду.
— Вы и Инделикато?О, Господи, но ведь они же заклятые враги! Они ненавидят друг друга. Что происходит? С каких это пор вы с Инделикато заодно?
— С тех пор, как я понял, что Д'Амбрицци ведет Церковь не по тому пути. Когда я понял, что он вовсе не собирается выполнять распоряжение Папы найти убийцу сестры Валентины и всех остальных. Д'Амбрицци скрывает правду, запутывает следствие... а все потому, что он... он сам стоит за всем этим. Мы с Инделикато заметили, как он поступает с Каллистием. Старается изолировать его, подвергает своему внушению, водит за нос, а у Каллистия нет сил проводить самостоятельную политику. Мы разглядели истинное лицо Д'Амбрицци. И оно нас просто пугает.
— Но когда? Как давно?
— Неважно, сестра. Главное, чтобы вы поняли, как нелегко мне было осознать все это. Ведь он был мне как отец... Но Церковь должна стоять на первом месте. Думаю, тут вы со мной согласны. Всегда знал, что рано или поздно скажу вам всю правду. Поэтому и пытался объяснить вам необходимость очистить Церковь от зла, чтобы на смену ему пришло добро. Однако теперь не до разговоров, сестра. Надо действовать. — В сумеречном свете лицо его превратилось в маску с глубокими черными впадинами на месте щек и глаз. Лицо фанатика, готового умереть за свои понятия о Церкви. Такой человек готов на все.
Она пыталась осмыслить только что услышанное. Д'Амбрицци так долго был ее опорой и примером во всех отношениях, примером рационального подхода, здравого смысла и порядочности, человеком, отчетливо представляющим перспективы. Святой Джек, именно такой человек должен стать Папой.
— Так Кесслер был прав, — тихо заметила она. — Вы это хотите сказать? Что все, что говорил Бен, правда?...
— Не знаю, что там говорил Дрискил, но хочу, чтобы вы держались подальше от него и от отца Данна. Дрискил вполне способен сам о себе позаботиться и...
— Мне показалось, вы хотели, чтобы мы с ним оба вышли из этого дела.
— Мне плевать, что будет с этим Дрискилом, сестра! А вот вы мне небезразличны...
— Считаете, что я не могу позаботиться о себе? Так?
Он проигнорировал этот ее выпад.
— Сейчас нет смысла спорить об этом. Вы представляете серьезную угрозу планам Д'Амбрицци. Он может убрать вас не моргнув глазом... То, что вам удалось узнать за последние недели, может просто его уничтожить!
— Верится с трудом, — заметила она.
— А вы подумайте хорошенько.
— Ну, хорошо, допустим, вы правы. В чем заключается его позиция? Что вообще происходит?