— Но я, право, не могу... — жалобно забормотал он. — Откуда мне знать, кто вы такой?
Я стукнул кулаком по столу. Фотография в рамочке опрокинулась.
Лебек отпрянул. Губы шевелились, но я не слышал ни звука. Потом он хрипло прокаркал:
— Может, это вы убили ее... Нет, нет, не надо, только не бейте! Не трогайте меня!
— Расскажите об этой встрече. Вы, Рихтер, Д'Амбрицци... Вы мне все равно скажете. И чем скорей, тем лучше.
— Может, вы и меня тоже пришли убить... — Тут он набрался мужества и посмотрел мне в глаза, точно надеялся прочесть в них свое будущее. Огромные и влажные темные глаза, они не говорили, они просто кричали. Они вопили, что не у одного меня выдался скверный день. — Может, вы всех нас поубиваете...
— О чем это вы? — вскричал я. Я должен был заставить его говорить. — Убить всех вас? Кого?!
— Она приходила сюда, ваша сестра... расспрашивала о тех днях. Я знал, что рано или поздно это случится. Прошлое... оно всегда догоняет. Кто вас послал? — Глаза плавали, стремясь встретиться с моими. Пальцы нащупывали очки в тяжелой черной оправе.
— Я уже сказал, зачем пришел.
— Это Саймон? Это он прислал вас, да?
— Кто такой Саймон? Четвертый человек на снимке? Или тот, кто снимал?
Он медленно покачал головой. Он плохо справлялся с обрушившимся на него несчастьем.
— Вы прилетели из Рима? Я прав? — Он облизал сухие потрескавшиеся губы. — Ради бога, заклинаю, только не убивайте меня сейчас!... После всех этих лет... Ваша сестра погибла... мой брат мертв... неужели вам все мало?...
— Ваш брат? Но при чем здесь, скажите на милость, ваш брат?
— Этот снимок, — пробормотал он. Потом откашлялся, пытаясь скрыть страх. Он старел прямо у меня на глазах. — Это не я на снимке. Это мой брат... Ги Лебек. Отец Ги Лебек. Он был на десять лет старше меня. Священник... Я ничего не знаю об этом снимке. Прошу вас, пожалуйста, поверьте мне!... — Теперь он уже не боялся. Просто был мрачен. — Его тоже убили, как и вашу сестру, мистер Дрискил... Давно, в Париже. Еще во время войны. Убили на кладбище при церкви. Он лежал у надгробного камня, шея сломана, жизнь покинула тело...
Я взял снимок, попятился от стола, наткнулся на кресло и сел.
— Простите меня, — выдавил я наконец. — Я не знал, я не мог этого знать. — Он тяжело дышал, музыка Вивальди продолжала литься откуда-то сверху. — С чего это вы вообразили, что я пришел вас убивать? Кто такой Саймон? С чего взяли, что меня прислали из Рима? Нет, я решительно не понимаю, что происходит!
— Послушайте... — медленно начал он. Надел очки, взялся за подлокотники кресла. — Они и вас тоже убьют. Даже не сомневайтесь. Вы теперь далеко от дома и лезете в дела, которые вас не касаются. Все это в прошлом, и вам никогда не понять... Так что езжайте себе домой, мистер Дрискил, забудьте нас, Богом вас заклинаю! И тогда, возможно, они позволят вам жить дальше. Вы понимаете, что я вам говорю? Поезжайте домой, скорбите там по сестре и... живите! Вы невинны, и эта невинность — единственная ваша защита. Так используйте ее, спрячьтесь за свое неведение. А теперь, прошу вас, уходите. Мне нечего больше вам сказать. Нечего!
Я вышел, а он остался за столом. Сидел и разглядывал свои руки.
Я спускался по зависшей в воздухе лестнице и увидел красивую девушку, которая встретила меня, а потом проводила в кабинет Лебека. Она улыбнулась и спросила, все ли прошло хорошо. В ответ я лишь пожал плечами и, продолжая спускаться, чувствовал на себе ее взгляд.
Уже внизу, оказавшись в главном помещении галереи, я поднял голову и взглянул на стеклянную стену кабинета Этьена Лебека. Самого его видно не было, но я заметил, как входит туда девушка.
И я медленно побрел обратно в гостиницу.
* * *
Его брат?...
Господи Иисусе!... Все мое расследование приобретало оттенок какой-то трагикомедии, то и дело новый неожиданный поворот. Я прошел через вестибюль отеля прямо в бар. Вестибюль знавал и лучшие дни. Но в те дни он, должно быть, представлял нечто. Блеск и роскошь поблекли, обивка кресел поистерлась, примерно то же случается и с памятью человеческой. Окна бара выходили на площадь и, частично, на море. Лучи заходящего солнца отсвечивали золотом.
Я устроился в кресле поудобнее и, опустошив один бокал джина с тоником, тут же потребовал второй. Встреча с Лебеком несколько сбила меня с толку, однако я был рад тому, что он опознал в худощавом мужчине своего брата. Хоть какая-то определенность. И брат его был убит. А что же больше всего огорчило меня в этой встрече? То, что он подумал, будто меня прислали из Рима. Что прислал меня какой-то Саймон. И все с одной целью — убить его... Убить всех нас. Наверное, что-то в этом роде он сказал и Вэл. Неведение — ваша единственная защита. Значит ли это, что он сказал Вэл нечто, чего не говорил мне? Но я просто не мог оставаться у него в кабинете дальше, выбивать сведения под угрозой. Впрочем, не мешало бы повидаться с ним еще раз. Ведь никого, кроме него, у меня больше не было, и он должен объясниться. Да, был еще Рихтер, но тот крепкий орешек.
Я понимал, почему не стал припирать Рихтера к стенке этим старым снимком. Просто потому, что Вэл украла его у него. Нет смысла открывать это обстоятельство, пока не поймешь, что же все-таки происходит.
Почему я не стал рассказывать этим двоим о седовласом священнике, убившем Вэл и пытавшемся убить меня? Четкого ответа на это у меня не было. Возможно, я опасался, что все они как-то связаны между собой, являются частью некоего ужасного заговора... А может, страшился, что он придет за мной снова.
— Мистер Дрискил, мистера Дрискила к телефону!
По бару шел мальчик в униформе, выкликая мое имя. Я махнул ему рукой. Он подошел и сказал, что я должен подойти к аппарату в одной из кабинок в вестибюле.
Я надеялся, что это сестра Лорейн, взявшая меня под крылышко, что, возможно, она снова хочет пригласить меня на обед. Голос в трубке женский, но не ее. Женщина говорила еле слышным шепотом, то ли с целью изменить голос, то ли опасаясь, что ее могут подслушивать.
— Мистер Дрискил? Я должна увидеться с вами. Сегодня вечером.
— Кто это?
— Позже. Встретимся на...
— Я встречаюсь с незнакомыми людьми только в безопасных местах, леди.
— У статуи Саада Заглула, что в центре площади. Прямо рядом с вашим отелем. Там вполне безопасно.
— Как я вас узнаю?
— Я вас знаю. Ровно в восемь.
Не успел я ответить, как она повесила трубку. Я вернулся в бар и принял две таблетки обезболивающего, запив третьей порцией джина. Затем поднялся к себе в номер, долго умывался, сменил повязку на спине. А потом сидел у окна, пытаясь сообразить, что дала мне поездка в Египет. Список неплох, но если разобраться, не так уж и много. Между отдельными фактами пока не прослеживается никакой связи. Возможно, владелица таинственного шепота поможет что-то прояснить?...