— Да, брат Август, — задумчиво протянул я. — Это он. Я просто уверен, это он. — Новость о том, что убийцу зовут братом Августом и что он бывал здесь, застигла меня врасплох. Потрясла и одновременно обрадовала. Теперь я хоть что-то знаю об этом человеке с острым, как бритва, ножом. — И когда примерно он отсюда уехал?
— Время... — пробормотал аббат. — Два года тому назад, кажется, так. — И он снова небрежно пожал плечами, давая понять, что такие мелочи, как время, мало его занимают.
* * *
Я лежал без сна, в голове неустанно вертелась одна и та же мысль. Теперь я хоть что-то знаю о нем. Завесу тайны удалось приподнять. Брат Август... Два года в этом аду, потом его вдруг вызывают в Рим... и поручают особое задание. А два года спустя моя сестра и Локхарт погибают.
Двухгодичное путешествие из Инферно в Нью-Йорк и Принстон. Я смертельно устал, но продолжал перебирать все эти крохи информации в надежде отыскать хоть какие-то улики против убийцы. Я слишком устал и был слишком потрясен всей этой историей, нити которой сплетались в страшный и причудливый гобелен. И еще надо было разобраться, что именно изображено на этом гобелене. Но упорядочить всю эту гору разрозненных фактов и предположений тоже не было сил. В конце концов я все же провалился ненадолго в глубокий сон и выкарабкивался из него медленно, дрожа всем телом под тонким одеялом. Спина отчаянно ныла после соприкосновения с жесткой деревянной койкой. Я осторожно повернулся на бок, пытаясь устроиться поудобнее и не повредить при этом повязку. Глаза открывать не хотелось. А потом вдруг показалось, что я слышу какой-то звук. Шорох доносился с земляного пола. В пустыне полно разных опасных для человека существ, может, в келью заползла змея? Мне стало не по себе. Если придется встать, я могу наступить на нее. Шорох тут же прекратился, словно непонятное существо догадалось, что я учуял его присутствие. В келье было темно, как в колодце. Лишь через крохотную щелочку в стене просачивался луч лунного света, я широко открыл глаза, но освещения оказалось недостаточно. Потом глаза немного освоились, и я разглядел занавеску на двери.
А потом вдруг учуял, вернее, унюхал что-то. Или кого-то.
И мелкие волоски на руках и груди встали дыбом.
В келье, кроме меня, еще кто-то есть!
Я прислушался и различил слабое дыхание. Дыхание человека, который старался не издавать ни звука. Запах пропитанной потом одежды стал еще сильней. Дыхание участилось. Он на меня надвигался. Вот луч лунного света пересекла чья-то тень. Я лежал на спине, замерев, как мышка. Во сне и наяву меня преследовал один и тот же кошмар: рука с зажатым в ней сверкающим острым лезвием...
— Я держу тебя на мушке, — произнес я хриплым дрожащим голосом. И все тут же прекратилось: шорох, дыхание. Остался лишь запах. Я боялся чего-то безликого и безымянного, а оказалось, это тот же священник, он пришел прикончить меня. Следил за мной все это время, шел по пятам. — Только попробуй тронуть меня, ублюдок, и ты покойник!... — Я пытался бороться за свою жизнь. Боже, как глупо!...
— Это я, брат Тимоти, — донесся до меня нервный шепот. — Я вам спину перевязывал... вы не должны меня бояться. Пожалуйста, опустите пистолет. У меня тут свечка. Можно зажечь? Я должен поговорить с вами.
Я услышал, как о коробок чиркнула спичка, пламя осветило лицо, находившееся в нескольких футах от меня. Большое добродушное лицо. Брат Тимоти улыбнулся, двойной подбородок стекал на грудь, как тесто. Я вытащил из-под одеяла руку, выставил один палец, прицелился в него:
— Пиф-паф, пиф-паф!
Он хохотнул, но как-то неуверенно, как человек, который разучился смеяться по-настоящему. И улыбка его погасла. Свеча разгоралась все ярче. Только сейчас я понял, как соскучился по огню и свету.
— Чем могу помочь? — спросил я. — Следует признать, вы до смерти меня перепугали.
— Просто хотел повидаться с вами без свидетелей. Аббату бы это не понравилось. Но я должен... Я должен рассказать вам то, чего еще никому не говорил, даже ему. Я слышал, как вы рассказывали ему историю человека по имени Лебек, видел его на снимке... И понял, что должен рассказать вам... о том, что видел. — Он тяжело дышал, лицо блестело от пота, несмотря на то, что в келье было холодно. Потом он приблизился в двери, отодвинул занавеску, выглянул, затем вернулся ко мне. — Он везде, — извиняющимся тоном заметил он. — Все видит, все слышит. О нашем аббате ходят целые легенды, говорят, будто он наделен даром ясновидения... нет, все это, конечно, ерунда, досужие сплетни. И все же мне страшно хотелось бы понять, что он за человек, — мечтательно добавил он и вернулся к делам насущным. — Времени терять нельзя. — Он отер пот со лба широким рукавом сутаны и выжидательно уставился на меня светлыми маленькими глазками.
— Продолжайте, — сказал я и поплотней укутался в одеяло.
— Этот Лебек, я его видел. Он сейчас в пустыне. Могу отвести вас туда. Сами посмотрите.
Мы вышли в коридор и прошли мимо келий, где стонали, похрапывали и бормотали во сне монахи. Луна заливала пустыню ледяным ярко-голубым светом. Но ветер не стихал, продолжал сдувать с гребней дюн песок, который царапал кожу на лице, лез в глаза. За воротами маячил огромный призрак танка, отбрасывающий длинную тень дулом пушки.
Тимоти быстро шагал впереди, он наловчился ходить по песку. Я еле поспевал следом, не спуская глаз с его широкой спины. Шел, опустив голову, за моим проводником и изо всех сил притворялся, что спина ничуточки не болит. Мы прошли мимо хилых пальмовых деревьев, затем продолжили свой путь по тропинке, причудливо вьющейся между дюнами. Примерно через полчаса Тимоти остановился и указал рукой:
— Вот там, в низине, за тем холмом. Сейчас отведу вас прямиком к нему.
И вот мы поднялись на гребень высокой дюны, и я увидел... самолет. Тот самый, что видел на снимке в кабинете Лебека. Казалось, он выкован изо льда и серебра, это отливали в лунном свете замерзшие испарения. Лебека я не видел. Да и что ему делать здесь, в пустыне, когда можно было остаться в монастыре? Тимоти спустился вниз и остановился возле самолета. Положил руку на крыло. А потом жестом поманил меня к себе и еще выкрикнул что-то, вот только я не расслышал из-за ветра, что именно.
Я стал спускаться с дюны и вдруг увидел Лебека. Он сидел на песке, привалившись спиной к носовой части корпуса. И не обращал на нас ни малейшего внимания. Стояла ночь, наверное, он просто спал, а все звуки уносил прочь ветер.
И только когда Тимоти подошел к Лебеку вплотную, указал на него рукой, а потом знаками велел мне поторапливаться, я понял: здесь что-то не так.
Обойдя крыло, я вдруг увидел, что голова Лебека находится под каким-то странным углом. А в виске зияет черная дырка, напоминающая миниатюрный кратер с углублением. На песке, рядом с рукой, валяется маленький пистолет 22-го калибра. Рот удивленно приоткрыт в форме буквы "о". И из этого рта выползают какие-то насекомые, обитатели пустыни. Затем мне вдруг показалось, что отверстие от пули двигается. Но то был обман зрения, там тоже скопились насекомые, явившиеся полакомиться кровью. Тело уже начало раздуваться. Ничего хорошего не может произойти с телом, пролежавшим на солнцепеке день или два. Шиньон слегка съехал набок, наверное, из-за выстрела.