Грузин смерил Протасова глазами, затем разлепил губы:
– Кто ты? И что ты здэ-эсь дэлаешь?
– Кто я? Обычный человек, – негромко произнес Протасов, которому по-прежнему приходилось держать руки на затылке. – А здесь я отдыхаю…
– Здэсь нэльзя ха-адыть! – проинформировал его грузин. – Частная собственность, паны-ымаешь, да?! Ладно… Пасмотрым, что ты за чэловэк…
Подчиняясь его жестам, Протасов подошел к дереву, уперся руками в толстый шершавый ствол, а ноги расставил на ширину плеч – классическая позиция для шмона. Пока длился обыск, на берегу озерца появился еще один субъект, причем, судя по репликам, он был старшим в этой компании. В отличие от кахетинца, одетого в популярную в этих краях униформу, прикинут точь-в-точь как «англосакс», включая сюда наличие наплечной кобуры с пистолетом… Именно вновь прибывшему охранник-грузин передал пухлую барсетку, реквизированную им у только что задержанного в урочище «чэловэка». «Сдается мне, братец, что ты влип в историю, – мрачно подумал Протасов, которого так и оставили стоять прислоненным к дереву. – Вот же кретин, засмотрелся, как малолетка, на полуголую девицу…» В принципе, он не совершил ничего противозаконного. Откуда ему было знать, что кто-то приватизировал здешний уголок кавказских гор и что теперь «здэсь нэльзя ха-адыть»? Но ситуация, с учетом обступивших его трех вооруженных субъектов, располагающих отнюдь не мирной внешностью, складывалась для него достаточно неприятная.
Протасов чертыхнулся про себя, осознав наконец, что времена сильно изменились и что это живописное урочище уже далеко не столь безопасное место, как то было полтора десятка лет тому назад. Он предполагал, что в Казбеги, как и прежде, функционирует база отдыха, а потому не ожидал увидеть здесь этих опасного вида мужичков…
Конечно, Протасов попал в эту неприятную ситуацию по собственной вине.
Надо было не «предполагать», а навести справки у аборигенов. Опять же, уставился на «обнаженку», забыв обо всем на свете. Надо же, как лихо этот джигит к нему подкрался… Похоже, резко изменив образ жизни, переодевшись в цивильное, он вдруг превратился в столь же беспечное существо, что и большинство обычных смертных.
– Теперь повернись, – скомандовал старший. – Скажи мне, уважаемый, где ты раздобыл грузинскую визу?
В отличие от кахетинца, с его неистребимым грузинским акцентом, этот говорил по-русски на удивление чисто. Только сейчас, когда они стояли лицом к лицу, Протасов наконец смог как следует его рассмотреть. «Старшему» было немногим за тридцать. Рост и комплекция примерно такие же, что и у самого Протасова. Многое в его суровом облике указывало на то, что человек этот имеет кавказские корни. Но скорее всего он не из местных, не из грузин. Потому что с кахетинцем общался на какой-то тарабарщине, благо горцы, как правило, способны бегло изъясняться на наречиях своих вековых соседей… Осетин? Или же ингуш? А может, чем черт не шутит, чеченец?
Кем бы он ни был, этот взявшийся допросить его тип, из всей этой компании, определенно, он был самым опасным.
– Я оформил визу через посольство Грузии в Париже, – разлепив наконец губы, сказал Протасов.
– А что ты делал в Стамбуле? В твоем паспорте есть отметка…
– Я пробыл там всего несколько часов. Из Парижа в тот день не было прямого авиарейса, поэтому мне пришлось добираться в Тбилиси транзитом через Стамбул.
– Что ты делаешь в Грузии? – спросил старший, продолжая рыться в барсетке, причем его пальцы забрались в то отделение, где хранилась пачка стодолларовых купюр. – У тебя что, здесь имеются близкие или друзья?
– Я путешествую в качестве туриста. Я сам по себе, и никого у меня в этих краях из близких и друзей нет.
Оставив на время в покое дензнаки, старший пристально посмотрел на Протасова.
– Скажи, что тебе здесь надо? Почему ты остановился в Казбеги? И зачем следил за Тамарой? «Определенно, этого абрека я уже где-то когда-то видел, – вдруг подумал Протасов. – Да и он поглядывает на меня так, будто пытается вспомнить, при каких обстоятельствах и как много лет тому назад пересекались наши пути-дорожки…» – Не понимаю, уважаемый, о чем вы толкуете.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь Тамару? – нахмурив брови, переспросил старший. – И никогда ее раньше не встречал? «Итак, она звалась Тамарой, – чуть перефразировав классика, хмыкнул про себя Протасов. – Хорошее у нее имя, подходящее для сих диких мест… Но мне-то какое до всего этого дело?!» – Не знаю, не встречал, – нисколько не кривя душой, сказал Протасов.
Затем, заметив, что кахетинец пытается вскрыть реквизированную у него «ладанку», впервые позволил себе повысить голос: – Эй, не вздумай открывать! Кому сказал?!
Сделав шаг вперед, он ловко выхватил из рук опешившего от такой наглости кахетинца дорогую ему вещицу и тут же сунул «ладанку» в боковой карман брюк.
– Вот так будет лучше… Кстати, эта вещь сделана не из золота, а из недорого сплава, так что для вас никакой ценности она не представляет.
Старший властным жестом осадил охранника, после чего бросил на Протасова неодобрительный взгляд.
– Тебе что, жить надоело?! Гм… Ну и что теперь прикажешь с тобой, таким крутым, делать?
Сказав это, он направился к скучающему в сторонке «англосаксу». Они принялись о чем-то совещаться. До ушей Протасова долетали обрывки фраз, вперемешку английские и русские слова… В ходе их диалога как минимум дважды прозвучало уже знакомое имя Тамара. Рыжеволосый поднес к губам рацию, кому-то ответил брошенной по-английски репликой, после чего ленивым движением прицепил ее обратно к поясу.
Протасов понял, что сейчас решается его судьба. Денежной наличности, конечно, ему теперь не видать. Хорошо еще, если вернут документы и отпустят восвояси…
Кахетинец нехотя сунул ствол в кобуру… Затем, слегка помрачнев, сопроводил взглядом жест старшего – тот вернул Протасову барсетку, причем, что удивительно, все ее содержимое, включая стопку баксов, оказалось в целости и сохранности.
– Не ходи здесь больше, ладно? – сказал старший и при этом бросил на него довольно-таки странный взгляд. – Ты меня хорошо понял?
Протасов молча кивнул. Не потому, что испугался не высказанной вслух угрозы, а по другой причине.: экскурс в собственное прошлое явно не удался, и на будущее для себя он решил, что подобные вещи практиковать больше не станет.
– И вообще, уважаемый, тебе не стоит надолго задерживаться в этих краях… Таких «туристов», как ты, у нас на Кавказе многие недолюбливают.
В характере Тамары Истоминой каким-то странным образом были спаяны воедино черты и наклонности, присущие, казалось бы, двум совершенно разным личностям. Сама девушка, кстати, отдавала себе в этом полный отчет. Большей частью она вела замкнутый, почти отшельнический образ жизни; и даже в годы учебы в одном из колледжей университетского Кембриджа, где в молодежной среде царили довольно свободные нравы и где многие были бы не прочь познакомиться с красивой, но несколько скованной девушкой поближе, она смогла избежать многих искусов и вредных шатаний. В том, что она предпочитала самое себя компании своих сверстников, виновата была не только ее склонность к одиночеству.