– Вот что, друзья мои… – Шувалов в задумчивости провел ладонью по подбородку. – Я вижу, вы давно уже не писали объяснительных! Вот и займитесь! Меня здесь не будет несколько ближайших часов. Чтобы вам не мешать, я переберусь в разведотдел… Да у меня и у самого дел полно! Когда закончите с «отчетами», дайте знать, я подойду, изыму у вас их лично! Черновиков не оставлять! Да что я вам объясняю, не первый год замужем!
– А что народу сказать? – спросил Бушмин. – Когда ротация?
– Завтра к вечеру подтянутся «сменщики», – пообещал Шувалов. – Но замена будет не всем.
– А мы-ы? – дружно протянули приятели. – Как с нами?
Шувалов бросил на них недоуменный взгляд:
– Вы что, еще не врубились? Конечно, вы остаетесь! Потому что отныне мы втроем опять начинаем работать на группу «Мерлон»!
Ключ как-то вдруг неожиданно легко прокрутился в скважине амбарного замка.
Выбравшись из зиндана, Дольникова первым делом прижала к себе мальчишку, расцеловав его в обе щеки.
– Ты настоящий герой, Иван! Мой освободитель! Не знаю, что бы я без тебя делала…
Стояла глухая ночь. Вокруг – кромешная темень, а тишина такая, что аж в ушах звенит. Нет, это звонкими молоточками стучит сердце в груди Ивана. Да и саму ее колотит и трясет, даже зубы клацают – не то от холода, не то от расшалившихся нервов.
Надо раздобыть что-нибудь из верхней одежды. Куртку эти уроды ей так и не вернули! Замерзнет ведь, куда без куртки уйдешь в декабрьскую стылую ночь?!
На самый крайний случай можно прихватить с собой тулуп. Плевать, что он грязный и вонючий! Но лучше, конечно, все же раздобыть что-нибудь более приличное.
Не только куртку, но и деньги отобрали, сволочи! И справку с блокпоста в Первомайском. Теперь опять придется где-нибудь объясняться! И еще неизвестно, на каких людей нарвешься, могут попасться такие же гады, как здешние вэвэшники.
По правде говоря, она и сама пока толком не знала, что им следует сейчас делать и в каком направлении двигаться.
Поэтому и застыла, опустившись на корточки перед Иваном и прижав его к себе. Застыла, лихорадочно соображая, что же дальше делать.
– Иван, а где ты ключ раздобыл? – понизив голос до шепота, спросила она. – Ты ходил на блокпост?
Она взяла мальчика за руки и только сейчас обратила внимание: большой палец на правой руке перевязан какой-то тряпицей.
– Тебе больно, Иван? – встревожилась Дольникова. – Ты сам поранился? Или это они тебя обидели? Если они на тебя подняли руку, дай мне знать! Для меня это важно, мой хороший. Они тебя обижали? Ты убежал от них? Можешь ничего не говорить, я тебя уже без слов научилась понимать…
Решение созрело в считанные секунды.
– Иван, я отлучусь ненадолго! Жди меня здесь, ладно? Я быстро, одна нога там, другая здесь…
Пригнув голову, она выбралась через пролаз из недостроенного бункера. Хотя мороза не было – температура воздуха лишь чуть ниже ноля, – холод пробирал до костей. Небо заволокло хмарью, ночь безлунная, и это, в общем-то, ей только на руку.
После небольшой отсидки в зиндане Дольникова, словно кошка, могла легко ориентироваться даже в темноте.
Она хорошо представляла себе, как устроен этот блокпост. Частично он обнесен бетонными панелями – это чтобы боевики, коль им удастся незаметно подобраться к «блоку», не пожгли из гранатометов бронетехнику и не смогли прицельно бить по жилым строениям. В южном направлении – давно не паханное поле, посеченное глубокими морщинами ирригационных каналов и поросшее мелким кустарником. Этот сектор остается неогороженным, но он, во-первых, открыт для наблюдения, а во-вторых, простреливается из бойниц небольшого и приземистого сооружения, смахивающего на бетонный дот. Плюс к этому на ближних подступах поле наверняка нашпиговано минами, уж точно установлены «растяжки» и «сигналки».
С противоположной, северной стороны параллельно трассе тянется лесопосадка. В районе самого «блока» деревья вырублены – примерно на полторы сотни метров по обе стороны от «пунктира». Опять же – чтобы лишить возможности каких-нибудь приблудных бандитов или тех же местных атаковать в ночное время небольшой гарнизон внутренних войск. Но именно в том направлении развернута башня БМП, и именно этот участок тщательнее всего просматривается вэвэшниками в любое время дня и ночи.
А вот разболтанный командир и его расхлябанный личный состав – это ей на руку, крайне сомнительно, чтобы ночную вахту на «блоке» несли более двух бойцов. И где эти «караульщики» из числа солдат срочной службы располагаются, Дольникова представляла себе более или менее отчетливо.
Когда до периметра «блока» осталось с полсотни метров, Иван настиг ее и цепко схватил за руку.
Дольникова наклонилась к нему и свистящим шепотом проговорила в самое ухо:
– Иван, зря ты меня не послушал… Что-нибудь не так?
Ей показалось, что мальчишка в темноте кивнул головой.
– Они поставили здесь «растяжки»? Или «сигналки»? Я правильно тебя поняла?
Иван опять закивал головой. Затем потянул ее за руку, как бы приглашая следовать за ним.
Дольникова уже не раз имела возможность убедиться в том, что ее мальчик во сто крат лучше подготовлен к выживанию, чем она.
Хотя Анна Дольникова вроде бы имеет за плечами кое-какую подготовку.
Иван – это современный Маугли, который с малолетства выучился искусству жить в каменных джунглях в окружении подлых, жестоких и вероломных двуногих зверей.
Поэтому она если и колебалась сейчас – стоит ли подвергать риску не только свою жизнь, но и рисковать мальчишкой, – то очень недолго.
– Показывай дорогу, Иван, – прошептала Дольникова. – Меня интересует помещение, где живут солдаты, понимаешь? Поэтому веди меня не к вагончику, а туда, где живут «молодые». И ничего не бойся, я теперь тебя в обиду не дам!
«Караульщиков» они засекли по тлеющим огонькам сигарет, а также по приглушенным репликам, которыми обменивались эти двое, выставленные в ночной дозор. Солдаты должны были располагаться в противоположных углах периметра, где оборудованы огневые позиции, но им стало скучно, и у них было тревожно на душе – может, тоска заела или вконец достал неустроенный быт. Как бы то ни было, они сейчас не столько охраняли сон своих товарищей и сам блокпост, сколько жались друг к дружке, курили, полушепотом рассказывали разные истории из своей жизни – или из жизни каких-то придуманных ими людей – и дружно материли «чехов», а также промозглые нескончаемые чеченские ночи.
Если бы и вправду чеченцы вознамерились напасть на блокпост, то они могли бы легко управиться не только с двумя беспечными дозорными, но и с немногочисленным здешним гарнизоном.
Перерезали бы горло всем, как баранам.
В вагончике все, пьяные, наверное, дрыхнут вповалку. Или отъехали куда-то по своим делам. В противном случае они бы наведались в зиндан еще до полуночи – поодиночке или сразу всей кобелиной стаей.