В местной больнице почти в открытую проходили лечение нохчи с огнестрельными и осколочными ранениями. Как только их раны заживали, как только врачи ставили их на ноги, они тут же куда-то бесследно исчезали, а в больницу невесть откуда прибывали новые «пациенты».
Более половины населения станицы составляют вайнахи, что же касается остальных жителей, то это преимущественно терские казаки, давно уже через смешанные браки породнившиеся с чеченскими кунаками.
Крупный железнодорожный узел был заставлен эшелонами с самым разнообразным грузом, а также топливными цистернами. Именно здесь в последние недели разгружались многие из прибывающих в Чечню частей и подразделений, кроме того, еще немаловажно: через Мещерскую проходит нефтепровод, через который качают не только местную, но и бакинскую нефть.
Напряжение в станице и соседних населенных пунктах нарастало, и не замечать этой опасности мог только дурак или слепец.
– Надо ср-рочно проводить профилактику! – сказал Заруцкий, обращаясь к местной «тройке». – Причем немедленно, потому что завтра уже придется здесь делать жесткую зачистку!
«Тройка», составлявшая местное руководство – военный комендант, начальник райотдела милиции и глава администрации Искирханов, – хотя и понимала правоту вэвэшного полковника, но все еще колебалась: стоит ли им принимать сторону Заруцкого, человека очень влиятельного, но склонного к жестким поступкам?
– Мне понадобится от трех до четырех часов, – проинформировал их полковник. – Я гарантирую, что местные нохчи после моей профилактики станут шелковыми! Не то что выстрелов, даже чиха чужого вы в станице не услышите!
Через два с небольшим часа после начала акции, для проведения которой Заруцкий задействовал батальон внутренних войск, ожидавший погрузки в вагоны на станции, а также подразделение ОМОНа и одну из подчинявшихся ему напрямую мобильных бронегрупп, были созданы все предпосылки для намеченного полковником мероприятия воспитательного характера.
Три десятка нохчей в возрасте от пятнадцати до сорока лет стояли со связанными сзади руками, на самом краю глубокой траншеи, которой вскоре предстояло стать могильником.
Кто-то из местных авторитетов явно намеревался присосаться к «большой трубе» и распорядился сделать ответвление для нужд собственного нефтеперегонного заводика, но приход федералов спутал ему карты, а уже вырытую траншею никто не удосужился засыпать.
Пятерых чеченов из числа выздоравливающих выхватили прямо из больницы, остальных брали из домов, в темпе прочесав несколько кварталов. Потом связали руки, охаживая прикладами и дубинками, утрамбовали в старенький «ПАЗ», вывезли за околицу и выстроили на краю траншеи.
Вэвэшный подполковник в маске, заместитель Заруцкого, стал проводить с понурившими головы абреками воспитательную работу. Смысл его речей сводился к следующему: если в станице и ее окрестностях произойдет еще хоть одно ЧП, если не прекратятся ночные обстрелы и будет убит еще хоть один человек, тогда все регистрации аннулируются, в населенном пункте будет по-новому произведена зачистка, все мало-мальски подозрительные субъекты будут отправлены в фильтры, а смутьянов, кто по ночам бродит с оружием, а днем прячет его в «нычки», – ждет этот вот глубокий ров.
Пока подполковник «воспитывал» чеченов, Заруцкий делал выговор Искирханову в его служебном кабинете, расположенном на втором этаже Управы.
Поскольку они общались наедине, то полковник особо не стеснял себя в выражениях.
– Тебя зачем на это место поставили, Ильдас?! Чтобы ты следил здесь за порядком! А ты вконец распустил своих нохчей! Какого лешего?! Зачем пускаешь боевиков в Мещерскую?! Не хрена им здесь делать! Пусть воюют в Джохаре, в горах, а здесь им не место! Почему я должен этим дерьмом заниматься? А ты тогда на что сдался? Думаешь, у меня других забот нет?!
Говорил он медленно и веско, чтобы каждое слово втемяшилось в башку чечена. Да еще вдобавок приставил к его груди указательный палец и долбил, точно дятел, чтобы «управленец» надолго запомнил урок.
Ильдас, крепкий и коренастый мужчина лет тридцати пяти, с с хитрющими глазами-буравчиками на смугловатом, выбритом до синевы лице, то пытался что-то сказать, то тут же, словно осознав свои промахи, принимался угодливо кивать головой.
– Должен быть порядок, понял?! – жестко сказал полковник. – Чтобы впредь у тебя здесь было тихо и покойно, как на сельском кладбище! А то твои же кунаки, если ты нам дело сорвешь, из тебя сделают виноватого.
Местный «голова» хотел что-то сказать, но Заруцкий вспомнил, о чем намеревался расспросить Искирханова.
– Ильдас, недавно здесь был Латып, так?
– М-м… Латып? – Искирханов отвел глаза. – Он сам тебе рассказал?
– Я тебе, кажется, задал вопрос.
– Да, заезжал ненадолго. Не знаю, какие-то дела у него здесь были… А что случилось?
Заруцкий еще раз с силой ткнул чечена пальцем в грудь.
– Пока ничего не случилось, Ильдас. Но если ты, дорогой кунак, будешь за моей спиной какие-то козни строить, с тем же Латыпом без моего ведома и согласия какие-то делишки прокручивать, то случиться может всякое и разное…
В этот момент включился «Кенвуд». Заруцкий, выслушав сообщение, которое ему передали по рации, вполголоса выругался.
Дверь за полковником захлопнулась с такой силой, что с притолоки посыпалась штукатурка.
«Ми-8 Салон», рассчитанный на перевозку высокого начальства, приземлился на площадку рядом со станцией. Когда к вертолету подкатил пятнистый джип, по площадке уже вышагивал генерал-лейтенант Карабанов, рядом с которым держалась добрая дюжина «навороченных» спецназовцев.
Карабас очень беспокоиться за свою драгоценную жизнь, поэтому повсюду, где бы он ни появлялся, даже в Москве, его прикрывала охрана.
Вместо приветствия генерал проворчал:
– Что ты себе позволяешь, Заруцкий? Кто дал тебе добро на зачистку?
Наверняка уже кто-то «стукнул», продумал вэвэшник. Но сказал совсем другое:
– Да нет никакой зачистки. Небольшая профилактика, не более… Задержали несколько чеченцев, сейчас им прочитают «лекцию», потом отпустят по домам. Так что я не вижу оснований для… беспокойства.
Приблизившись к Заруцкому вплотную, генерал негромко проговорил:
– Я смотрю, ты слишком много стал брать на себя. В последнее время ты уже несколько раз крупно меня подставил. Особенно когда подписал меня на авантюру с наездом на гэрэушников. Смотри, Николай… Мое терпение не безгранично.
Заруцкий молчал, никак не реагируя на выговор начальства.
– Я здесь не задержусь, – продолжал Карабанов. – Мне в Гудермес надо наведаться, но тут услышал о чинимых тобой безобразиях, решил сделать остановку в пути… Вот что, полковник. Все «мероприятия», ну, ты понимаешь, о чем я, временно сворачиваем. Ты меня понял?