За первым вопросом неизбежно следовал второй:
– Он уже принял второе место в списке Боннера? Многие во внутренних кругах утверждают, что это дело решенное. А ваше мнение?
И политики, и облеченные властью держались твердо. Никто ничего не знал наверняка. Но Чарльз Боннер, судя по его виду, пребывал в наилучшем настроении, а если репортеры отлавливали его на пути через вестибюль и обстреливали вопросами, Боннер только улыбался и говорил:
– О таком можно лишь мечтать, верно?
Он говорил это со смешком, однако его слова стали главной утренней новостью.
Факс пришел, когда Бен Дрискилл выбрался из центра и сидел один в номере группы поддержки президента в «Марлоу», попивая кофе и обкусывая пончик с шоколадом.
Томас Боханнон начинал в корпусе морской пехоты, затем был откомандирован в группу спецназначения «СМ», где некоторое время служил под командой генерала Тейлора, прославившегося ударами, которые наносили десантники, уничтожавшие секретные установки, освобождавшие заложников и устранявшие политических противников. «С» означало «смерть» и указывало, что группа осуществляет убийства, а «М» – «мятеж»: группа постоянно способствовала – или наоборот, уничтожала – революционным и правительственным группировкам иностранных государств. Большинство граждан полагает, что такие сверхрискованные тайные операции проводятся только в кино. Считалось, что Боханнон по желанию способен «превращаться» в другого человека. К рапорту прилагались фотографии, изображающие Томаса Боханнона. Он был представлен в нескольких видах… и нигде не напоминал того человека, которого видел недавно Бен.
И еще кое-что сообщалось в рапорте генпрокурору.
Лейтенант Том Боханнон попал в плен и погиб при проведении операции в Нигерии семнадцать лет назад.
Бен Дрискилл имел дело с призраком.
В центре гремела музыка, со всех сторон глазели голодными жадными глазками телекамеры. У Дрискилла имелся номер Боханнона, и Бен дивился, сколько тот успел за последние дни, на грани провала, испытывая судьбу, проверяя, запомнил ли его Дрискилл, дважды осведомляясь об Элизабет и ее здоровье.
Не станет ли последним заданием Тома Боханнона убийство президента? Мог ли он убить Боба Хэзлитта? Он выслеживал Рэйчел Паттон – это Дрискилл знал наверняка. Разноцветные глаза… Что еще он успел? Можно догадываться, можно предполагать, что догадки верны. Но доказательств нет. А нужны именно настоящие, надежные доказательства.
Дрискиллу казалось, что лабиринт, в котором он кружит не первый день, смыкается вокруг, а выход все так же далек.
Он говорил Ларкспуру:
– Бога ради, не выпускайте президента в центр, охраняйте его, пока мы не найдем Боханнона, совершенно ни к чему появляться на публике раньше времени. Партия – то есть президент – контролирует съезд. Пусть Мак уведомит лагерь Тейлора, что на вечере памяти Хэзлитта кандидаты не присутствуют, абзац.
Но решающий голос оставался за президентом.
– Бен, я не стану пятиться, – сказал Боннер. – Не будем праздновать труса. Такой шанс добиться выдвижения упускать нельзя. Я не дам Тейлору повода говорить, будто верчу съездом, как хочу. Мы должны идти вперед, добиться победы, и сегодня, если нам повезет, все решится.
На протяжении дня восемь тысяч человек пробились в зал съезда, еще двадцать пять тысяч просочились на галереи, и где-то среди них был Том Боханнон – или как там звали этого беса? Убийца, человек, чьи мозги, насколько мог судить Дрискилл, спеклись в раскаленное дымящееся месиво. Что он понимает в происходящем? Понимает ли хоть что-нибудь? Или думает только о выполнении задания, а все прочее его не интересует? Он – машина для убийства, и когда убийство совершено, кому он нужен? Останется ли он с генералом до конца? Или все прекратится?
А ворох клеветы, который обрушили на президента, чтобы выбить его с, казалось бы, несокрушимой позиции лидера партии большинства, вынудить к соперничеству с противником из собственной партии, – этот ворох лжи теперь обратился на противника, у которого уже нет времени опомниться. Тейлор надеялся укротить съезд сегодняшней исторической речью, призывом к бою, после которого он окажется естественным кандидатом во главе сторонников Хэзлитта. Есть у него такая речь? Какой ум способен ее сочинить?
День со скрежетом полз к вечеру под звуки перепалки. Решали, позволять ли Тони «Двустволке» Гранадо, губернатору Нью-Мексико, обратиться к съезду наравне с президентом и Шерманом Тейлором. Сторонники Гранадо не надеялись на победу: они готовились выставить своего кандидата в гонку четыре года спустя. Зато им удалось на полтора часа затормозить работу съезда и обеспечить Гранадо драгоценное экранное время.
К зданию центра подтянулся караван Гранадо, и кандидат выступил – или, как ему пришлось выразиться, «просто сказал несколько слов». Он указал, что Шерм Тейлор – фальшивка, врун, обычный политикан, гребущий в собственный карман. После всей поддержки, которую он оказывал Хэзлитту, после громких речей и бряцания «старой славой» – что мы имеем? Еще одного парня, пытающегося запрыгнуть в товарняк на ходу. Америке, объявил Тони Гранадо, не сулит ничего хорошего появление таких, как Хэзлитт и Тейлор, начинающих копать под сидящего в Белом доме, как только тому становится туго. Да вы посмотрите, они заставили Чарли Боннера тягаться с ними, навалили против него обвинений, каких не предъявляли ни одному президенту. Разве может он представлять Демократическую партию, разве можно его сравнить с таким человеком, как Тони Гранадо… Телекамеры жадно заглатывали каждое слово.
Дрискилл обзавелся всеми пропусками на выступление Боннера. Он держался в задних рядах, но старался, чтобы его улыбку видели все. Команда собралась в комнатушке за сценой. В углу Эллен Торн шепталась с Линдой Боннер, Мак по мобильному созванивался с пунктами подсчета голосов, расставленными по всему залу. Эллери Ларкспур не отходил от президента, сидевшего в гримерном кресле. Ему на лицо накладывали слой средства от пота. Ларкспур усердно нашептывал на ухо Боннеру. Эллен Торн бросила Линду и присоединилась к Маку в его телефонных трудах. Ассистенты стояли наготове, внося последние поправки в данные опросов.
Оливер Ландесман увидел Дрискилла и подошел к нему, напялив налицо одну из самых кислых своих улыбочек.
– Чистое безумие, – проговорил он. – Разве они могут уследить за событиями?
– Зато все при деле, – возразил Бен. – Как положение?
– Эллен говорит, что большинство еще не определилось. Все люди Хэзлитта просто в шоке, бедняги. Я слышал разговоры, будто президент намерен воспользоваться смятением и заставить их голосовать этой же ночью.
– Не уверен, что мысль хороша. Пришлось бы сто раз ставить на голосование.
Ландесман и другие участники кампании вроде него, не принадлежащие к внутреннему ядру, ничего не знали о существовании Тома Боханнона. Но начальник охраны президента выслал в толпу шестьдесят особых агентов с заданием высматривать убийцу, хотя на описание полагаться не приходилось. Бен подозревал, что ничего больше охрана сделать не в состоянии, а в зале полно людей, каждый из которых мог оказаться Боханноном.