– А что, через деревню никто не проезжает?
– Проезжают. Но ни рыцарю, если он груб и жесток, ни торговцу, если он слишком жаден, я отдавать его не хочу, сколько бы они ни заплатили.
– Неужели все таковы?
– Увы! Правда, однажды сделка чуть не состоялась. Мне рыцарь понравился. Богат, воспитан. И не так молод, как вы (уж извините, спокойнее как-то отдать свое дитя Господину постарше). Но в последний момент Юсто испугался и умолял его не продавать. Честно говоря, я счел это блажью, но настаивать не стал. Я бы хотел, чтобы моему лайти нравился будущий Господин. И хорошо, что не продал. До нас дошел слух, что один из йалайти этого рыцаря обратился к Владыке Тода с просьбой передать его другому Господину.
Я покачал головой. Обращаться с такой просьбой большой риск для йалайти (он заработает себе репутацию дурного раба и может вообще остаться без хозяина). А для Господина это позор. В таком случае лучше добром отпустить, если уж отношения совсем не клеятся.
– Так что были до смерти рады, что не нарвались, – заключил священник.
Я кивнул.
К похлебке Юсто подал теплого белого хлеба, а потом яблочного вина. Я слегка захмелел и глазею на него, уже не скрываясь.
Йалайти несколько слабее мужчины, но быстрее и выносливее. Говорят, что хороший йалайти силен почти как мужчина, хитер почти как женщина, а ловкостью превосходит обоих. Я подозреваю, что мне повезло.
Трапеза окончена. Благодарю хозяев.
– Не останется ли Господин у нас дня на три? – спрашивает священник.
– Мы освободим вам комнату, и лайти будет прислуживать.
Это предложение получше присмотреться к товару, если я заинтересован. Да, заинтересован.
– Спасибо. Я принимаю ваше предложение.
Это значит, что три дня меня будут бесплатно кормить, холить и лелеять, как на хорошем постоялом дворе. Если сделка состоится – хозяева в накладе не останутся. Йалайти во много раз дороже трехдневного постоя. Говорят, что рождение в семье лайти – благословение Небесного Господина. Для бедняков – один из немногих способов поправить дела, для богатых и знатных – завести связи в еще более высоких кругах. По закону, йалайти теряет семью, когда обретает Господина. Но редкий Господин запретит своему рабу переписку с родственниками. Вообще-то имеет право, но кому это нужно? И тот всегда может шепнуть Хозяину, что у папы с мамой проблемы, и хозяин выручит.
Он умеет читать и писать, слагать стихи и играть на цитре. Сколько же за него сдерут? Может, сразу съехать?
– Господин, чем я вас огорчил? Я еще умею варить обед и готовить яблочное вино. Чем вы расстроены?
– Тем, что ты дорого мне обойдешься.
А с другой стороны, на кой мне это надо? Я же не придворный поэт, чтобы покупать такого йалайти!
Я достаю из-за изголовья меч и протягиваю ему. Он берет неумело, но твердо. Показываю пару стоек. Неплохо двигается! Научить можно.
Через два дня я разговаривал со священником.
– Сколько вы хотите за Юсто?
Он улыбнулся.
– Десять монет.
Да, он стоит десяти монет. Он и больше стоит. Но у меня только восемь.
Я вывалил их кучкой на стол.
– Это все, что у меня есть. На остальные могу написать расписку. Оплачу через полгода.
Старик задумался. Потом хлопнул в ладоши.
– Юсто!
Он вошел.
– Ты хочешь, чтобы этот рыцарь стал твоим Господином?
– Да.
– А в последний момент не испугаешься? – усмехнулся я. – Больно же.
– Нет.
Я смотрю ему в глаза. Да, он хочет этой боли. Бывают, конечно, ошибки природы, например, женщины, любящие войну. И они целыми днями носятся на лошадях и упражняются с мечами, вместо того чтобы сидеть над рукописями, исцелять и плести интриги. Наверное, бывают и йалайти, не любящие подчиняться. Но я таких не встречал. Как правило, души их жаждут покорности, а тела́ боли.
– Хорошо, – сказал священник.
Он разделил мою кучку на две неравные части: три и пять монет. Пять взял себе, а три подвинул ко мне обратно.
– Это вам. Я не хочу, чтобы мой лайти умер с голоду по дороге в город. А на пять пишите расписку.
– Тогда через год.
– Ладно.
Я написал.
Юсто побледнел.
– Сейчас?
Мы со священником переглянулись. За окном сгущались сумерки. Время подходящее.
– Где у вас молельная комната?
– Пойдемте!
Я решительно зашагал за хозяином и услышал за спиной неуверенные шаги Юсто. Страшно? Ничего! Я помедлил, подождал, когда он приблизится. Похлопал по плечу.
– Пошли! Пошли! Я ласково.
Я хотел, чтобы сделка состоялась во что б это ни стало, и у меня все с собой.
Молельная комната погружена в глубокие сумерки, но еще можно оценить ее размеры: шага три в длину и четыре в ширину.
– Зажги свечи! – приказал я Юсто.
На двух высоких подсвечниках – две свечи. Они осветили узор на стене, символизирующий Небесного Господина. Мелкие желтые, красные и голубые знаки, составляющие единую абстрактную картину. Если смотреть на нее более минуты, впадешь в транс. Рисунок превратится в туннель, который затянет тебя в Небесный Чертог к Престолу Бога. И тогда уж он решит, вернуть ли тебя обратно. Перед Знаком Небесного Господина лучше не поднимать глаз.
Мы все трое опустились на колени перед Знаком и потупили глаза. Юсто между нами, я по правую руку от него – священник на полшага впереди. Мы с хозяином шепчем молитву, Юсто молчит. Йалайти не имеет права непосредственно обращаться к Богу. Небесный Господин все равно его не услышит, а нужно что-то – проси земного. Зато может смотреть на узор, Всевышний не заберет его, а то, что должно произойти, пройдет спокойно. Я взглянул украдкой, не поднял ли он глаз. Юсто смотрит на Небесный Знак. Конечно, интересно. Он здесь в первый и последний раз, и в первый и последний раз видит Священный Узор. Добро! Пусть смотрит.
Я резко встаю и поворачиваюсь так, чтобы Знак оказался у меня по правую руку. Указываю Юсто на место перед собой.
– Сюда! На колени!
Напротив Знака остался стоять его отец. То, что должно произойти, нуждается в двух свидетелях: земном и небесном.
– Расстегни пояс!
Он подчиняется. Пояс падает на пол. Он ему больше не понадобится. Так и останется лежать здесь, когда мы уйдем.
– Подними рубаху. Выше!
Маленькие груди. Только чуть больше, чем у мужчины. Розовые соски, еще не закрытые.
– Прими Знаки моей власти.