Почему я застопил ту фуру? Верно, за грехи мои. Хороший такой парень за рулем. Молодой. Белобрысый. Лоб в прыщах. Мальчишка. Разговорились. Он спросил, кто мой ваби, и хороший ли у меня хозяин. А я возьми да и ляпни: «Нет у меня ваби, только товаби. Но, ничего, хороший». Он удивленно посмотрел на меня. «Ты личный слуга Высшего?» Я прикусил язык. Конечно, если я — личный слуга, какого черта таскаюсь по дорогам без хозяина? «Да нет, — нашелся я. — Я — музыкант, и мой господин иногда отпускает меня путешествовать по стране». — «А-аа, — поверил тот. — Везет. А я только по маршруту. Музыка — это здорово. У меня есть та-акой диск! Только его в дороге нельзя слушать. Ведет очень». — «Это как?» — «А так. Забываешь обо всем. Можно врезаться во что-нибудь или в кювет уехать. Но мы на стоянке послушаем. Здесь скоро будет бензоколонка, а при ней — ресторанчик. Кстати, в ресторанчике можно будет гитару позаимствовать. Сыграешь?» — «С удовольствием».
Остановились у ресторанчика. Шофер мой подогнал фуру к бензоколонке, на заправку, и поставил тот самый диск. И, как ты думаешь, что я услышал? Себя!
А парень откинулся на сиденье и полуприкрыл глаза. «Ты расслабься, — говорит мне, — кайф же. Ничего лучшего не слышал. И все ребята у нас от него тащатся. Друг у друга переписывают и послушать дают. Ты помолчи немножко, послушай!» Я помолчал. Дослушал песню. Мой водитель был явно немного не в себе. Хорошо, что не поставил в дороге. Транс! Я встряхнул его. Наверное, совершенно бесцеремонно. Он посмотрел на меня удивленными глазами. «А слова? — спрашиваю. — Слова какие-то странные. Ты их понимаешь?» — «А зачем их понимать. И так драйв!» — «Ты извини, — говорю. — Не буду я тебе сегодня петь. Горло болит. Устал очень. Да и тороплюсь я». — «А-а, испугался. Конечно! Это же Костя Поплавский! Лучше его не споешь». Как говорится: поймите меня неправильно! Хорошо. Обошлось. Сбежал. Чуть не попался.
От вас сбежал, от Высших, от Иных. От себя не получилось. С того случая запала мне в голову мысль записать мои последние песни, те, что пришли в лесу, уже в Канаде. Целый диск получился. Скажешь, слушателей захотелось? Славы захотелось? Не вынес отсутствия внимания общественности? Нет, Игорь. Не то! Не к славе я бежал в деревню из пяти домов. На Сейби было куда больше славы. Я хотел только свободы! Но тут я понял, что мои песни нужны. Не мне — людям! И я решил, что мой долг — записать этот чертов диск.
Нашел студию. Парень там был, Луис Стоун. Честно говоря, посредственный музыкант. Я решился и спел для него. Он, конечно, узнал мой голос. У него была целая коллекция моих дисков. «Теперь ты меня выдашь?» — спросил я. «Тебя — никогда!» — «Тебя ваби будет допрашивать. Это может плохо кончиться». — «Да моему ваби до меня дела нет. Хожу раз в год на сканирование, как на работу. Он даже не смотрит почти. И отпускает куда угодно. Мотаюсь по всей стране. У меня очень хороший господин. Хорошего господина не должно быть заметно!» Да, а у меня в последнее время был уж слишком заметный господин. Сверх всякой меры! «Нет, давай я лучше уеду, пока не поздно». — «Плюнь! Будем писать диск». — «Тогда, может быть, ты подпишешь его своим именем?» — «Ну уж нет! Константин Поплавский — он и есть Константин Поплавский, даже если диск не подписывать. Тебя ни с кем не спутаешь». — «Ладно, тогда без подписи». — «Договорились. Как назовешь?» — «Homo liberalis. Человек Свободный». — «Здорово!» И записали. Ты, наверное, его слышал. Кстати, Игорь, ты не знаешь, что с ним сталось, с Луисом Стоуном? Теперь неважно, что я называю его имя. Все равно у меня скачали всю информацию. Глубокое сканирование, блин!
— Луису Стоуну остановили сердце. Почти месяц назад, — тихо сказал Игорь.
— Кто?
— Его ваби.
— Добрый господин!
— Луис очень волновался после твоего отъезда. Это заметили…
— Понятно. Значит, опять я виноват. Ладно, я его ненадолго бросил одного в раю. Все равно, хороший диск записали! Потом… Потом ты все знаешь. Почти. Меня выследили. Отряд мой разгромили. Оставшиеся в живых собрались на острове на болоте. Все были ранены. И я понял, что они будут умирать у меня на глазах, один за другим. Тогда я решил обменять свою жизнь на их жизни, как девять лет назад Высшие предпочли мою жизнь жизням нескольких сотен homo naturalis. Теперь у меня было не так много сторонников, зато я сам делал выбор. И я его сделал. Обратная рокировка! Ты ведь считаешь, что я поступил неправильно, да? Конечно, моя жизнь ценнее жизней каких-то homo naturalis. Я — homo passionaris. Еще не Иной, но уже на полступеньки выше обычного человека. Ты действительно так считаешь?
— Да, Костя. Ты поступил неразумно даже с твоей точки зрения. Если бы ты выбрал свою жизнь, ты мог бы собрать новый отряд и продолжать борьбу, если в этом была твоя цель. Или жить на свободе и скрываться от нас еще многие годы, если ты хотел этого.
— Я хотел двух вещей: умереть достойно и не играть по вашим правилам! Ах, Игорь! Как жаль, что мы не встретились с тобой раньше, когда ты еще был настоящим!
— Я и сейчас настоящий.
— Нет! Ты Высший. Ладно, я устал. После последнего Тимкиного сканирования у меня часто болит голова. Ты проводишь меня завтра?
— Да, разумеется.
— «Разумеется»! Во сколько это случится?
— Серж сказал, в два. Тебя во столько арестовали. Ровно трое суток.
— Какой он пунктуальный! Хорошо. Забегай без пятнадцати.
Наступило завтра с ярким весенним солнцем и еще двумя распустившимися багровыми розами. Когда Игорь входил в сад, Костя, улыбаясь, смотрел на них.
— Знаешь, Игорь, почему я живу? — спросил он. — Нет, не потому, что это разумно. Я живу, потому что хочу жить! Уже без пятнадцати?
— Да.
— Спасибо, что сохранили мои розы. Передай Тиму мою благодарность. Да-да, конечно. Не мои. Розы Тима. Низшие не имеют права ничем владеть. Мы — квартиранты на этой Земле. Только вносим арендную плату страданиями да покорностью. А если задержал взнос — извините, освободите помещение! Игорь, вон там бутон. На том кусте. Нельзя подождать, когда он распустится? Я так хотел узнать, какого он цвета!
Игорь отрицательно покачал головой.
— Ну, нельзя, так нельзя. Тимка бы разрешил… Игорь, иди сюда. Сядь рядом. Дай мне руку. Сколько там на твоих?
— Костя, ты лучше не думай об этом.
— Сколько осталось?
— Пять минут.
— Так много…
Вдруг Костя покачнулся и схватился за край скамейки. Вопросительно взглянул на Игоря.
— Что? — спросил Высший.
— Слабость какая-то и легкость. Значит, так и действует морфий?
— Приляг ко мне на плечо и закрой глаза.
— Сколько времени?
— Ровно.
Высший встал со скамейки, а человек остался лежать, бессильно откинувшись на спинку и закрыв глаза, словно спасаясь от полуденного солнца. Потом пришли другие люди и отнесли тело в маленькую белую комнату, где Сергей сделал вскрытие. Ничего нового не обнаружили. Homo naturalis.