Я промолчал. Возражать бесполезно. Более того, опасно.
— Достань блокнот и ручку.
Я подчинился.
— Пиши. В тайном ордене иезуитов состоят следующие люди…
Он назвал штук пять имен. Я записал.
— Все эти люди из одной резиденции. Подчиненные Нагаи. Связь была через Ансельмо. К сожалению, теперь этот канал обрублен.
— Откуда?..
Эммануил вздохнул.
— Я считал память Нагаи Тору. К сожалению, это убивает.
— Но как вы его вычислили?
Он улыбнулся.
— Решил взять одного новенького. Его же только вчера арестовали. Значит, еще не успели проверить. Интересно.
— Но почему именно его?
Эммануил поднял глаза к небу — точнее, к крыше автомобиля.
— У меня есть осведомители. — Он помолчал. — Иезуиты создали параллельную иерархию, Пьетрос. И вершина её в Европе. Точнее, в одной баскской провинции неподалеку от Памплоны. Я в этом уверен. За домом Лойолы следят по моему личному приказу. Пока хозяин на месте, но медлить больше нельзя. Ты должен приказать арестовать Лойолу, Пьетрос.
Я кивнул. Я и сам понимал, что этого не избежать.
— Хорошо, что не возражаешь. И еще ты должен казнить по крайней мере по пять человек каждый день.
— Зачем?!
— Не нервничай. Возможно, тебе не придется этого делать. Если придет человек с интересной информацией — немедленно выпускай осужденных, но после причастия Третьего Завета. Уверяю тебя, информация потечет к нам широким потоком. Сыграем на их милосердии.
— Но…
— Бесчестно играть на лучших чувствах людей, чтобы заставить их совершить предательство? Так?
Я вздохнул.
— Есть только одно истинное предательство — предательство Бога. Если мы вынуждаем кого-то предать предателя — это благое дело. И на чем же еще играть для этого, как не на лучших чувствах?
Как только мы вернулись во дворец, я немедленно отдал приказ об аресте Игнатия Лойолы. Уже вечером мне сообщили, что все исполнено.
На что он надеялся? Сохранить тайный орден, обманывая нас и дальше? Впрочем, мне сообщили, что в доме Лойолы все было готово для побега. Значит, знал о слежке и не решался. Ждал случая.
Мы допрашивали его в той же комнате, где вчера проходило последнее причастие осужденных. Эммануил и я. Охрана стоит у входа. Только ответчик один — Игнатий Лойола.
Когда его ввели, я невольно опустил взгляд. Не могу смотреть в глаза святым. Не умею!
Эммануил же с легкой усмешкой молча рассматривал его.
— Ну что, господин теневой генерал, — наконец сказал он, — мне нужны списки руководства тайного ордена иезуитов.
— И только? — усмехнулся Лойола.
— Можно списки всего ордена.
— Ищите.
Уже искали! Весь дом перерыли. Пусто!
— Сегодня приговорены к смерти пять человек. Если я не получу списки — они умрут.
— Что ж, они встретятся с тем, кто их утешит. Смерть временна.
— Да, конечно. Они умирают, приняв причастие Третьего Завета.
Я решился поднять глаза. Лойола слегка побледнел.
— Не все, — негромко произнес он.
— Да. У тех, кто отказывается, я забираю души. Я не могу допустить их гибели.
— Ты сказал, — Лойола перевел взгляд на меня. — А ты слышал.
Эммануил тоже смотрел на меня.
— Я не могу допустить их гибели, — раздельно сказал он.
— Врешь! — крикнул святой. — Ты ведешь их к гибели!
— Замолчи! Мне не до богословского спора. Списки!
— Списки? Да я гонял вашего брата палкой еще четыре века назад!
Господь улыбнулся.
— Считаешь меня бесом?
— Нет, всего лишь Антихристом.
Это слово хлестнуло меня, как пощечина. Второй Франциск Ассизский! Да что вы понимаете, святоши! Эммануил столько сделал для человечества, что вам, организаторам бесполезных орденов, и не снилось! Пару больниц построили? И тысячу колледжей, отучающих мыслить свободно! И десяток войн за веру. Господь тоже ведет войну, но я вижу смысл и результат.
— Господи, давай допросим его по-другому, — тихо посоветовал я.
— Нет. Я не унижу этим святого.
— Не унизишь? — Лойола усмехнулся. — Ты просто бессилен против меня!
— Ты принес присягу.
— Только устами. Господь видел в моем сердце. Он знал, зачем я это делаю. Мой адмонитор [71] отпустил этот грех.
— Кто адмонитор тайного ордена?
Лойола улыбался. Победной улыбкой. Сам огонь, сгусток энергии. Казалось, что ему не пятьсот лет и не шестьдесят, на которые он выглядел, — двадцать! Юный рыцарь у стен Памплоны защищает своего единственного истинного сюзерена — Христа!
Я поразился своей мысли. Какой Христос?! Христос сидит рядом, по левую руку от меня, и судит изменника!
— Подумай о тех, кто умрет сегодня, — устало сказал Эммануил. — Ты можешь их спасти.
— Их может спасти только Бог.
— Грош цена твоему милосердию.
Разговор пошел по кругу. Они просто не слышали друг друга.
Эммануил встал. Я было последовал его примеру, но он взглядом приказал мне сидеть.
— Пусть человеки решают судьбу человеков. Пьетрос! Его судьба — в твоих руках.
И направился к выходу.
Игнатий рассмеялся:
— Бежишь, поджав хвост!
Эммануил не прореагировал.
Он был уже у дверей, когда Лойола снова окликнул его. Совсем по-другому, очень мягко. Как милосердный священник на исповеди.
— Постой! Ты ведь человек… Наполовину. Ты можешь спастись.
Эммануил резко обернулся. Почти крикнул:
— Что, велика честь спасти Антихриста?!
Вышел и хлопнул дверью.
Я остался наедине с Лойолой. И снова почувствовал холодные ветры вершины. Я прекрасно понимал, чего от меня хочет Эммануил. Я уже научился слышать невысказанные приказы.
Лойола подошел ко мне. Сел рядом. Я понял, что смотрю в пол.
— Что, трудно, мальчик? Выбирай. Ты-то точно можешь спастись.