Прозвучал еще один выстрел, пуля прочертила по снегу, взметнула осколки льда и гравий. Облако наплыло на луну. Темнее, чем есть, уже не будет. Годвин приподнялся на четвереньки, гадая, сумеет ли разогнуть ноги, оглянулся, ловя признаки движения или шорох шагов, но ничего не увидел и ничего не услышал за собственным тяжелым дыханием. Тогда он вскочил рывком и бросился вперед по дороге. Он метался из стороны в сторону, удаляясь от убийцы, стараясь держаться так, чтобы силуэт «ровера» прикрывал его сзади. Стук сердца и хрип дыхания заглушили даже шум ветра. Пот замерзал на лице, и пластина в черепе казалась особенно холодной…
Он услышал удар пули о машину, вторая взвизгнула, пройдя вскользь по борту. Ухмыльнулся на бегу. Темнота — его союзник, и страх — он чувствовал — иссякает. Этой ночью он не собирался умирать.
Вместе с уверенностью в себе пришла злость. Кто этот безликий безымянный мерзавец? Тот самый, что когда-то бросился на него из тумана? Кто-то из дружков Либермана? Может, его сестра тоже сотрудничает с наци? Опознала его и спустила своих псов? Снова выстрел. Он резко метнулся влево. Подхлестываемый адреналином в крови, он прыжком одолел занесенную снегом канаву, ухватился за куст бурьяна и подтянулся вверх по откосу, опершись ногой на корни какого-то деревца. Оттолкнувшись, достал рукой другой корень над собой и так карабкался выше и выше, пока не оказался за валуном, на гребне. Он отер горстью снега вспотевшее лицо, сунул немного в рот и стал ждать, выглядывая в щель между камнями.
Луна медленно выпуталась из лохмотьев облаков и залила снежную дорогу призрачным голубым светом. Человек с винтовкой как раз прошел мимо машины, осмотрел вмятины в канаве, ища взглядом следы жертвы. Обшарив дорогу взглядом, он задержался около «ровера». Поверх его крыши оглядел тенистый склон. Он, конечно, уже уверился, что Годвин безоружен, и, похоже, прикидывал шансы. Местность была незнакома ему и хорошо известна Годвину. Соваться на темный откос, рискуя столкнуться с человеком, который будет драться за свою жизнь… Убийце это не нравилось. Он упустил случай застать жертву врасплох, убить в постели. И он понимал, что Годвин за ним наблюдает. Медленно, напоказ, с какой-то тяжеловесной надменностью, он положил винтовку на крышу машины, вытащил сигарету, прикурил, прикрывая спичку ладонями и глубоко затянулся. Годвину видно было, как ветер подхватил облачко дыма и растрепал его в клочья.
Внезапно, как приступ тошноты, Годвина настигла волна отвращения и гнева. Его трясло, но не от страха и не от холода. Его сотрясала ярость, от которой пересыхает горло и палец тянется к курку — болезненное желание дать сдачи… Кто такой, черт возьми, этот высокомерный наемник? Кто смеет покушаться отнять у него жизнь, которая снова принадлежит только ему? Кто смеет отнять его у Сциллы и детей? Человек внизу наконец с отвращением отбросил окурок и, забросив винтовку на заднее сиденье, забрался обратно в «ровер». Фар он не включил, но медленно проехал ярдов на сто к дому. Снег не позволял ему увеличить скорость. Добравшись до расширения на повороте, он начал мучительно разворачивать машину, то сдавая назад, то дергая вперед и чуть в сторону. Все это проделывалось так непринужденно, словно убийца нарочно дразнил ускользнувшую добычу, беспомощно наблюдавшую за ним из снежных сугробов.
Годвин навалился на огромный валун четыре фута высотой и столько же в ширину. Глыба весила, должно быть, сотни фунтов, а то и тонну. Годвин напрягся, упираясь ногами в росшее позади дерево, попробовал наклонить, почувствовал, что камень подался, качнулся взад-вперед в неглубоком гнезде. На склоне между Годвином и дорогой виднелись промерзшие кустики бурьяна и травы, и он понятия не имел, не застрянет ли на них катящийся валун. В любом случае целиться приходилось издалека. Возможно, автомобиль пропустит камень перед собой или успеет проскочить и беззаботно покатит дальше, чтобы вернуться в другой раз, а валун, перелетев дорогу и набрав сокрушительную скорость, разнесет ангар налетном поле внизу. А все-таки был шанс, что он ударит в автомобиль. Что из этого выйдет, Годвин не задумывался.
Им овладело бешенство. Думать он не мог: он рассчитывал. Машина развернулась и задним ходом выезжала в удобную для разгона позицию. Из-под колес летели снег и льдинки, потом открылся гравий и Годвин услышал, как скрежетнул мотор. Он был уверен, что сумеет столкнуть валун. Главное было точно выбрать время. Он понимал, что понятия не имеет, как оценить скорость машины и камня. Ну и черт с ним. Дьявол ему поможет.
Увидев, что «ровер» набирает скорость, он мощно толкнул валун и увидел, как пошел вниз проклятый булыжник. Он подминал кусты, раз-другой ударился о стволы деревьев, Господи Иисусе, как же он разогнался, слишком быстро, черт, слишком быстро, вот он уже подскочил на краю канавы и вывалился на дорогу.
И замер, с хрустом продавив наледь, тяжелый удар докатился до гребня холма, а камень врос в землю, как железный штырь, и сам Годвин замер, как вкопанный. «Роверу» оставалось не больше десяти ярдов до препятствия, и было темно, и водитель, увидев огромную глыбу, обрушившуюся с высоты, словно Бог ткнул в землю пальцем, инстинктивно нажал на тормоз, так что машину занесло в сторону. «Ровер» задел камень крылом на скорости миль тридцать в час, Годвин услышал скрежет металла и звон бьющегося стекла, машину развернуло поперек дороги и перенесло через кювет, вниз по снежному откосу к ангару, прямоугольной тенью темневшему на снегу под холмом. Годвин ждал, глядя на взметающийся пенным гребнем снег, слушая глухой грохот подскакивающей на уступах машины. Наконец затихло все, кроме свиста ветра и «биг бена», отбивающего удары у него в груди.
Далеко внизу не видно было никакого движения. Годвин едва различал машину, замершую носом книзу, как утонувший в снегу катафалк. Медленно, опасаясь упасть, придерживаясь за камни и кусты, он стал спускаться вниз. На минуту остановился на дороге, осмотрел валун и двинулся дальше по крутому откосу, то карабкаясь, то скатываясь на собственном заду. Машина под луной казалась покинутой, из разбитого радиатора поднималась жидкая струйка пара. Все вместе походило на газонную скульптуру или фонтан, словно она всегда лежала здесь, обтянутая снежным фартуком.
Годвин приближался осторожно. Снег поднялся выше голенищ сапог и намерзал сверху хрустящей коркой. Змейки поземки разбивались о корпус машины. Годвин заглянул внутрь сквозь боковое стекло. Водитель лежал неподвижно, съехав на пассажирское сиденье. Лица не было видно в тени. Ветер затих, струйка пара растаяла в воздухе. Ветровое стекло разбито, кровь на осколках стекла, оставшегося после удара головой. Годвин намеревался кое-что проверить, и ему требовалось оружие.
Он нажал ручку дверцы, потянул на себя, разгребая снег. Ничего. Наверняка мертв. Ни стона, ни хрипа — тишина. Годвин дотянулся до заднего сиденья и ухватил винтовку, извлек ее и прислонил к заднему бамперу.
Потом, скрипя зубами от отвращения, нагнулся к водительскому месту, повернул к себе тело, ухватившись за грудь кожаной куртки, принялся раздраженно дергать и в конце концов усадил прямо за руль. Голова свисала набок. Он повернул голову к голубому лунному лучу, осмотрел ухо. Целехонько. Никто его не отрывал.