«Ах, да, Жорж Пети», – думала Розмари. Когда-то это имя что-то значило для нее.

– Эта картина увенчает его коллекцию, – сказал он, похлопывая ее по плечу. И, почувствовав ее печаль, он взял ее за подбородок. В его глазах светилась отцовская нежность, которая внушала бесконечное доверие к нему. – Какие глаза, – произнес он, и в его голосе зазвучали задумчивость и легкая горечь. – Лицо ангела. Похоже на лицо твоей матери, когда я впервые увидел ее. Или когда она держала тебя на руках. Как жаль, что ты ее не узнала лучше, хотя вряд ли можно сказать, что я сам хорошо ее знал.

– Отец, не вини себя, – сказала Розмари, и слезы потекли по ее щекам от жалости к отцу. Она не понимала, как вообще можно пережить смерть любимого человека. Если бы только в ее жизни была такая любовь, как у них. Пусть даже недолгая.

Ее отец глубоко вздохнул и смахнул слезы. Она почувствовала радость от того, что отец раскрылся с такой стороны. Ее страдания, казалось, отошли на задний план. В жизни на время появилась новая цель – утешить его.

– Бог забрал ее, и теперь она ангел на небесах, – сказала Розмари. – Он забрал ее, когда она была молода, и теперь она вечно останется такой. Никто не хочет стареть, терять силы. С нами это происходит, потому что мы не можем ничего изменить. Но что бы ни случилось, ее любовь осталась с тобой. И со мной тоже. Она покинула нас, и это величайшая трагедия, но она не хотела этого. Я всегда чувствую ее присутствие. Ты тоже, наверное, – она махнула рукой в сторону сада. – Особенно сейчас, когда цветут маки. Она была, как ее любимый цветок, красивой, но недолговечной.

Отец убрал рукой каштановую прядь с ее щеки. Волосы были растрепаны после бессонной ночи. Из неаккуратного узла беспорядочно торчали шпильки. Утром она была слишком возбуждена, чтобы приводить прическу в порядок.

– Розмари, доченька, – произнес отец, потрепав ее по щеке. Он внимательно взглянул на нее. Слезы подступили к его глазам, но он сделал усилие и не заплакал. – Я так долго ждал, чтобы сказать тебе это.

Сердце Розмари замерло от страха.

– Отец, что такое? Желудок, да? Кишечник? – закричала она, поднося руку к его довольно объемистому животу. – Опять вернулись боли? Какой у тебя взгляд! Пожалуйста, сейчас же расскажи мне все. Я не вынесу секретов!

Его лицо омрачилось, он грустно улыбнулся.

– Пожалуйста, присядь. Больше никаких секретов, обещаю.

Розмари поколебалась, но в конце концов послушно села. Ее возбуждение достигло предела. Она цеплялась за последние остатки разума всеми фибрами своей души, но чувствовала, что смысл происходящего ускользает от нее.

– Говори, – произнесла она.

Отец отвернулся и начал мерить шагами комнату. Она сидела, сцепив руки, как будто произносила молитву.

– Твоя мать не умерла, когда ты была ребенком, – сказал он.

– Что? – переспросила она. Разум, на который она хотела положиться, восставал против того, что она услышала.

– Нет, не так, – возразил он сам себе. – Она действительно умерла, когда ты была ребенком. Но не в этом доме. Не на этой кровати, в которую ты ложишься, чтобы, как ты говоришь, почувствовать себя ближе к ней. По правде говоря, она ненавидела эту кровать. По крайней мере, по ночам, поскольку в это время в ней находился я.

– Папа, что ты такое говоришь?!

– Я хочу сказать, что твоя мать ушла от меня и от тебя, Розмари! Она сбежала с этим тупоумным американцем без гроша за душой. Она заплатила за его билет деньгами от продажи поместья в Шелби. Твой дядя Келсо, как говорится, подставил другую щеку, – он покачал своей лысой головой. – Твоя мать бросила нас, Розмари.

Потрясение Розмари было слишком велико, чтобы она могла сразу ответить. За короткое время она пережила ярость, обиду, отрицание и, наконец, стыд. И вопросы не давали ей покоя, они ложились на сердце, как сухие листья ложатся на землю, но она понимала, что нет смысла искать на них ответа. Все уже свершилось.

– Ты лгал мне, – сказала она странным потусторонним голосом, как будто была только призраком самой себя.

– Я всего лишь хотел защитить тебя, Розмари.

– Ты лгал мне! – вскочив, она выкрикнула эти слова ему в лицо. – Ты лгал, лгал! Все, что мне рассказывали, было ложью!

– Пожалуйста, не надо, Розмари, – умолял он, и слезы текли по его щекам. – Я люблю тебя. И твоя мать любила тебя. Какое-то время. Никогда не переставала любить, я уверен. Просто ей встретился человек, которого она полюбила больше меня. У них был ребенок. У тебя есть сводный брат, Розмари.

– Вот как! – закричала она снова. Руки были сжаты в кулаки. Ей нужно было ударить что-нибудь. Отец был бы идеальным объектом для этого, но она поняла, что больше не может находиться с ним в одной комнате. Ей нужно было на улицу.

Портрет. Портрет и Дориан. Вот и все, что у нее осталось, и это было единственное, что могло ее спасти. Она побежала к портрету, кое-как завернула его в бумагу и бросилась к выходу. Открывая щеколду, она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на отца. Он упал в кресло и, закрыв лицо руками, продолжал всхлипывать и бессвязно бормотать что-то себе под нос. Неужели это последний раз, когда она его видит? Если бы это зависело в ту минуту от ее решения, она, не колеблясь, сказала бы – да.

– Я желаю тебе всего хорошего, отец, – сказала она.

Он отнял руки от мокрого распухшего лица, по которому текли слезы, и проговорил:

– Я сказал тебе это, потому что увидел картину. Она замечательная, Розмари! В ней – зрелость, которой ты достигла. Было бы глупо скрывать от тебя правду. Я слишком уважаю тебя!

Вот слова, которые она желала услышать все эти годы. Она ждала, чтобы он поверил в нее – не просто как отец, а как умный человек, на которого ее работа производит впечатление. Теперь его слова были пустым звуком для нее. Что значила его поддержка теперь, когда она знала, что он не был честен с ней? Что касается денег, она получила наследство от матери. Она, а не он обеспечила ее. Выйдя из дома, она так тихо закрыла за собой дверь, как будто она никогда и не открывалась. «Как будто меня никогда не было здесь, – подумала она. – Как будто я никогда не существовала».

Глава 6

К Лондону приближалась гроза. Небо было пепельного цвета, тучи висели низко, и вдалеке слышались раскаты грома. Скоро должен был полить дождь, и Розмари рисковала испортить портрет, который так небрежно завернула в бумагу. Но она не торопилась. Двое молодых людей предложили свою помощь, потому что она сгибалась под тяжестью картины, которую еле удерживала за верхнюю раму. Казалось, что она сейчас упадет. В полированной раме она поймала свое отражение и ужаснулась болезненному виду бледной девушки с темными синяками вокруг глаз.

Она уже была у Дориана дома, но держала это в тайне. Даже он не знал о ее посещении. Это было в самом начале их знакомства, после того, как она пережила первое сновидение, рожденное подсознанием и желанием, под властью которого находилось ее тело. Дориан был сверху. На нем не было рубашки, и ее взгляд блуждал по его гладкому мускулистому телу. Трусики все еще были на ней, но он пробирался внутрь, шаг за шагом. Указательный палец следовал за изгибами ее влагалища, и, когда он начал водить пальцем вокруг клитора, она не поняла – в раю или в аду оказалась. Когда он наконец коснулся ее, она кончила так внезапно, что каждая мышца ее тела отозвалась на оргазм. Она резко проснулась, осознав, что яростно трется о простыни. Прежде чем она смогла остановиться, она кончила, на этот раз наяву, и подушка заглушила тяжелый стон.