– Ох эти фашистские курвы, – почти восхищенно восклицали солдаты, – ждут не дождутся мавров или нацистов.
– Да я лучше пересплю с десятком мавров, чем с таким огарком, как ты.
Взрывы гомерического хохота.
Сильвия не принимала участия в таких развлечениях. Не то чтобы подобные шуточки оскорбляли ее, просто она испытывала глубокое недоверие к людям с автоматами. Хоть другим пленницам положение еще не казалось опасным, Сильвия ощущала беспокойство. Ей не нравилось, что солдаты разговаривали с ними, не боясь сказать ничего лишнего; не нравилось их свободное, уверенное обращение с оружием; не нравились ни грубость происходящего, ни абсурдность ситуации.
В их лагере для заключенных удивительно мало слышалось политической риторики, будто все они смертельно устали от политики. На завтрак им дали немного вина и хлеба, но не меньше, чем получили их охранники, теперь уже казавшиеся довольно сконфуженными.
Через час после завтрака пять женщин были вызваны по именам, две из них были из Германии, одна – из Франции. Ее звали Селеста. Она выделялась мужеством и силой духа и поддерживала других пленниц в своей группе. И две итальянки из организации анархистов, которые были на фронте и сражались там наравне с мужчинами. Их поставили к стенке и расстреляли.
Головы несчастных разлетелись на части, когда офицер, наклонившись по очереди над каждой, сделал в качестве coup de grace [98] по выстрелу в ухо. Сильвия не закричала и не зарыдала в отличие от многих других, она молча прокляла свою невезучесть и попыталась придумать выход из положения.
Через час вызвали и казнили еще шестерых. Оставшихся заключенных охватило уныние. Некоторые рыдали, кое-кто находил в себе мужество утешать и успокаивать других. Сильвия держалась в стороне. Она сидела поодаль, обхватив колени руками и, хоть было довольно тепло, сама слышала, как стучат ее зубы.
Затем выкрикнули ее имя.
Она встала.
– Мужайся, комрад, – сказала одна из женщин, кажется, она была из Бельгии. – Пусть эти скоты не увидят твоих слез.
Теплые руки обхватили ее. Эти объятия означали не абстрактную политическую любовь к населению земного шара, а чувство, ставшее простым и человечным. Женщина, обнявшая ее, улыбнулась и велела крепиться.
– Плюнь ты им в рожи, – сказала другая.
– Не унижайся перед ними. Не выпрашивай у них ничего. Да здравствует революция!
– Да, – кивнула Сильвия, хоть для нее эти слова звучали насмешкой. – Да здравствует революция!
И она повернулась к двум штурмовикам с автоматами.
Те проконвоировали ее через двор к зданию церкви и ввели в одну из боковых капелл, где за небольшим столиком сидел молодой человек и что-то писал.
– Комрад, э-э, Лиллифорд? – спросил он небрежно, не подняв на нее глаз.
Когда Сильвия увидела, что на нее даже не взглянули, она поняла, что плохи ее дела. Если мужчина даже не смотрит на тебя, это означает, что он тебя уже заметил и запомнил и твоя красота каким-то образом задела его и обидела. А значит, теперь он будет держаться холодно и равнодушно.
Наконец он взглянул на Сильвию. Серые глаза, окруженные темными кругами, бледная нечистая кожа, светлые волосы. Явно не испанец, скорее русский или европеец. Он был весь увешан патронташами, кобурами, перетянут ремнями и наслаждался своей властью.
– Да, – ответила она и тут же возненавидела себя за дрожь в голосе.
– Садитесь, пожалуйста.
Он жестом указал на стул, вплотную приставленный к столу.
– Я постою.
– Как пожелаете. – В улыбке обнажились плохие зубы. – Вы приехали сюда по британскому паспорту?
– Да. Так как являюсь британской гражданкой. И прошу объяснить мне, на каком основании вы меня задержали и какие обвинения собираетесь мне предъявить. Если таковые вообще могу быть предъявлены.
– Нет. Каковы ваши связи с партией марксистского единения?
– Я добровольно сотрудничала в газете этой партии. Помогала в верстке страниц и чтении корректуры.
– Вы не являетесь членом этой партии?
– Нет, я не вступала в ее ряды.
Он мгновение помолчал.
– Интимные связи с мужчинами имеете?
– Я не стану отвечать на подобные вопросы.
– Каким образом могла подданная Великобритании дойти до того, чтобы якшаться с троцкистами, фашистами и другими подобными элементами?
– Эти люди не были фашистами, так же как не была фашисткой я. И я не знаю, что дает вам основания для ваших предположений.
Комиссар многозначительно улыбнулся, явно выражая презрение. Он просто лучился чувством собственной непогрешимости. Таких людей она всегда ненавидела.
– Дорогая леди, – усмехнулся он, – мы же не будем спорить здесь весь день? Возможно, если я воздержусь от нападок на ПОУМ, то вы воздержитесь от его защиты? Сигарету?
– Благодарю, нет.
– Вы очень привлекательная женщина.
– Это имеет отношение к предмету нашей беседы?
– Это имеет отношение исключительно к моей романтической натуре. Слабость, о которой я всегда сожалею. Итак. Позвольте мне спросить вас вот о чем. Каково ваше истинное отношение к этой нелегальной организации?
– Эта организация не была нелегальной до нынешнего утра.
– Кое-что изменилось с тех пор, мисс Лиллифорд. Отвечайте на мой вопрос, будьте добры.
– Я рассказала все, что могла, об этом предмете.
– Послушайте, наша беседа значительно продвинулась бы, если бы вы смотрели на меня как на друга или по меньшей мере как на заинтересованное лицо. Я не без сочувствия задаю вам эти вопросы. И хотел бы получить от вас список… Послушайте, но почему вы не присядете? Я чувствую себя довольно глупо, сидя в вашем присутствии.
– Тогда почему бы вам не встать?
Он снова улыбнулся, принимая вид человека, услышавшего нечто чрезвычайно остроумное.
– Почему это красивые женщины всегда так упрямы? Всю жизнь задаю себе этот вопрос. Думаю, что ваши отцы мало вас наказывали.
– Может быть, лучше вернуться к сути дела?
– Простите мои отступления. Обычно я бываю гораздо более серьезен. Итак, прошу заготовить список имен людей, с которыми вы сотрудничали за последние полгода. Если вы его предоставите, я…
– Вы шутите, должно быть.
– В своей личной жизни, мисс Лиллифорд, я шучу все время. И даже горжусь своим чувством юмора, которые многие считают сильно выраженным. Но в нашей беседе, прелестная леди, увы, мне не до шуток. Мы говорим о серьезных вещах. И не в наших правилах шутить по этому поводу.