Важно было тянуть время, поезд к границе отходил в час дня. На трамвае они поехали через весь город.
– Salud, señor, – приветствовал Флорри кондуктор, принимая от него бумажку в одну песету.
В отеле тоже все прошло на удивление гладко. Чемодан Сильвии уже был сдан на хранение, и служащие вместе с ней отправились за ним. Флорри остался в вестибюле, поджидая их и оглядываясь по сторонам. Махагоновая мебель, вазы, полные цветов, – все придавало отелю мирный, цивилизованный вид. Никто не интересовался его особой. Никакой тайной полиции или асалтос. Наконец чемодан был принесен.
– Отлично, – обрадовался Флорри и выдал непомерно большие чаевые.
Они вышли из отеля на улицу и нашли таксомотор.
– Вот, – торжествующе сказал Флорри, – видишь, как просто все оказалось.
– Глупые страхи, – согласилась она.
– Это заняло у нас не больше пяти минут. Даже меньше. Мы получили его. Все в порядке. Через несколько минут мы будем на вокзале. Никто нас не видел.
Флорри был не совсем прав. Их никто не видел. Почти никто. Когда они были на улице, на них обратил внимание всего один человек.
К несчастью, это был Угарте.
Шансы Угарте реабилитировать себя в глазах босса обрели реальность ровно в двенадцать часов сорок минут. До этого он сидел, скрючившись на ступеньках и посасывая зубочистку, похожий на сводника в публичном доме, кем он не так давно и являлся. Угарте следил за входом в отель. Каждый прохожий предусмотрительно старался обойти его как можно дальше. На лице помощника Болодина была написана та угрюмая заносчивость, что свойственна обуреваемым жаждой насилия подонкам. Обводя ленивым взглядом толпу – еще мгновение, и они скрылись бы из поля его зрения, – он выделил из нее высокого мужчину, явно иностранного облика, и его спутницу, которые, конфузливо мигая, переходили улицу, намереваясь сесть в таксомотор.
Глаза Угарте выхватили их, затем скользнули мимо, дальше, почти теряя их в толпе, и наконец снова сосредоточились на этих двоих, неловко пробирающихся в людском потоке. Да, возможно, те самые. Хоть эти выглядели постарше и немножко сумрачнее, что ли. Он ожидал увидеть сияющую юность, а увидел двух неуверенно передвигающихся стариков, поседевших и запинающихся на каждом шагу. Но по мере того, как он провожал их глазами, Угарте сам догадался, как много в его оценке субъективного, понял, что иллюзия старого возраста является просто результатом их усталости, изможденности, вызванной голодом. Более того, было в их внешности то, что выдавало их еще сильнее: неестественность поведения. Он ощущал их явное напряжение. Они были не теми, за кого хотели себя выдать.
Представшая дилемма заставила мозг Угарте работать. Инструкции комрада Болодина были точны: наблюдать, но ни в коем случае не вмешиваться, разве только при абсолютной необходимости. При первой же возможности связаться со штабом СВР. Продолжать наблюдение. Не пытаться их задержать.
Больше всего в жизни Угарте опасался разочаровать великого Болодина, которого боялся и обожал, как прежде никого в своей короткой жизни. Поэтому он в почти гипнотическом трансе следил, как эти двое сели в автомобиль, захлопнули дверцу и поехали прочь. Глаза его потускнели, мозг был скован оцепенением. Ему предстояло проделать действие, прежде не знакомое ему: принять решение. Carrajo, [124] что делать? Замешательство Угарте усиливалось.
Мгновение спустя, помимо воли, его ноги стали двигаться. И вот он уже бежит сквозь толпу, силой прокладывая себе путь. Машет рукой ближайшему водителю, одновременно выхватывая из кармана удостоверение сотрудника СВР. На него уставились полные ужаса глаза.
– На вокзал! – завопил Угарте. – Иначе тебя ждет смерть!
Когда он прибыл на вокзал, он не смог их там отыскать. Угарте охватил ужас, но он тут же сказал себе, что может не рассказывать Болодину о случившемся. Тот никогда ни о чем не узнает. Именно так он и поступит.
И тут он увидел их. Они шли в людском потоке, двигаясь с той скованной неуверенностью движений, которая выдавала их сильнее всего. Он постарался определить направление их движения. Путь этот лежал к платформе номер семь, где формировался огромный состав. Угарте быстро взглянул на табличку над платформой: множество названий станций и последним из них значится Port Bou (La frontera). [125]
Сломя голову Угарте помчался по перрону, на котором еще виднелись немногочисленные революционные транспаранты, которые никто не удосужился убрать. Он пробежал мимо них, направляясь к железной лестнице у дальней стены здания вокзала. За лестницей виднелся балкончик с дверью, ведущей в служебные помещения, там, похоже, размещалось вокзальное начальство. На верхней площадке стоял молодой парень в форме асалтос с автоматом.
– Halto! [126] – выкрикнул он, испугавшись несущегося прямо на него разъяренного типа.
– Дурак! – гаркнул Угарте и опять выхватил удостоверение.
Он чувствовал себя настоящим героем кино.
– Да ты соображаешь, что значит мое удостоверение? Я могу хоть сейчас застрелить тебя! И перестрелять всю твою родню! Прочь отсюда!
Парень, какая-то валенсийская деревенщина, в одно мгновение испарился, словно его и не было. Угарте ворвался в помещение, где несколько скучающих, потрепанных, но официального вида служащих сидели за своими столами.
– Именем революционного народа приказываю! – рявкнул Угарте, которому до сих пор доводилось отдавать приказы только падшим женщинам, да и то лишь в меру своего тощего бумажника. – Задержать отправление поезда номер семь. Где тут у вас телефон?
Получив сообщение Угарте, Ленни не удивился и не впал в панику из-за того, что оно явно оказалось связанным с его делом. Он просто сразу понял, как должен теперь поступить. Он сообразил, что если Флорри уезжает, значит, и золото трогается в путь. Возможно, оно будет следовать отдельным багажом, возможно, будет сопровождать Флорри. Ленни понимал, что груз наиболее уязвим во время отправки, поскольку хитроумная, задуманная ГРУ операция предусматривала отправление золота без всякой охраны. При этом результат зависит только от человека по имени Флорри, которого предстоит убедить – тем или иным способом – поделиться своими секретами. Ленни не сомневался, что справится с последней задачей, но его пугала опасность разоблачения. Поэтому он задумал отделить Флорри от золота где-нибудь вдали от любопытных глаз. Для чего он решил позволить этому человеку оставить Испанию и взять его во Франции.
Ленни без проволочек отправился на вокзал. Собственно, он давно был готов к отъезду, готов гораздо больше кого-либо из тех, кто работал на него или тех, на кого работал он сам. Он не сомневался, что этот день рано или поздно настанет и на сегодня подготовка была уже завершена. Это не означало, что Ленни побросал в чемодан смену белья и коробочку с зубным порошком и этим ограничился, отнюдь. Прежде всего он спрятал в крышку чемодана британский паспорт на имя Эдварда Фенни – очень солидная подделка – и, во-вторых, упрятал туда же пятнадцать новеньких тысячедолларовых банкнот, полученных за разного рода неофициальные услуги, оказанные им здесь, в Барселоне.