Но потом он думал о том, как будет рад этому Ховард, и понимал: нет, это выше его сил. Он просто не может себя заставить пойти на это.
Казалось, что надо сделать над собой всего одно усилие. Надо позвонить Салли. Ник набрал ее номер.
– Привет, – сразу отозвалась она.
– Привет, это я.
– Ник… – Салли плакала. – Ник, они сказали мне, что обвинят меня в шпионаже. О, Ник, как мне быть? Я же ничего такого не сделала. Как они могут…
– Послушай, Салли, они блефуют. Они пытаются таким образом завлечь меня в одно мероприятие, в котором они будут выглядеть, как герои. На Ховарда, наверное, очень сильно давят, чтобы получился именно такой вариант, поэтому он и пошел на это. Но ты не волнуйся. Я тебе обещаю, что все будет в порядке. Поверь мне. У них ничего нет.
Говоря это, Ник проклинал себя за то, что не может набраться мужества и сказать ей всю правду, что у них есть все, что они собираются казнить Боба, а их обоих упрятать за решетку и что уже никто ничего не сможет изменить.
– Но что же мне делать? – спросила она.
– Пока ничего. Посмотрим, что будет завтра на предварительном слушании. Там защита может потребовать, чтобы правительство предоставило все факты и улики, которые бы свидетельствовали об обоснованности вынесения наказания. Поэтому может быть назначено дополнительное расследование. По крайней мере, там мы увидим, к чему все клонится.
– Ник…
– Дорогая, я знаю, что это трудно, но надо немного потерпеть. Ты не хочешь пойти завтра в суд? Я бы с радостью за тобой зашел. Это не свидание, а…
– Хочу, хочу. Очень хочу. Заходи.
Эта ночь далась Нику тяжело. Это была худшая ночь в его жизни. Гораздо хуже, чем ночь после смерти Майры. Он не мог заснуть и ворочался до трех часов, беспрестанно думая о Салли, которая проведет двадцать лет в какой-нибудь дыре, о несчастном Бобе, которого посадят на электрический стул, о проклятом Ховарде, его любимчике Келсо и о старой мрази Мичаме, которые скоро будут праздновать свой триумф. Он представлял себе заголовки газет типа: “Сенатор Ховард Д. Ютей – человек, который расправился с Бобом Снайпером”. Сама мысль об этом приводила Ника в неописуемую ярость, и, когда он наконец заснул, ему приснилось самоуверенное лицо Ховарда, которое преследовало его всюду. Да, Ховард, ты охотился за мной с самой Талсы и вот теперь действительно загнал в угол. Какого черта ты тогда орал по рации?! Почему я тогда не попал?! Бедная Майра. Бедная Салли. Бедные женщины, которые, влюбляясь в Ника Мемфиса, делают большие ошибки.
Будильник прозвонил в семь. Ник поплелся в ванную, взглянул в зеркало на свое осунувшееся, бледное лицо. Короткая прическа отросла, волосы растрепались, а привычные ямочки на круглых щеках куда-то исчезли. Он был худой, как смерть…
Ник принял душ и спокойно оделся. Он надевал костюм впервые за последние несколько месяцев! Потом он выпил кофе и пошел за Салли. В кармане у него было одиннадцать долларов, еще двести тридцать шесть – на чековой книжке и четыре тысячи – на счете в банке. Сегодня ему предъявят обвинение по трем статьям федерального законодательства. И ему снова захотелось позвонить Ховарду. Наверное, даже сейчас еще не поздно. Ник попытался представить себе, какой была бы его жизнь после этой сделки. Да просто сказочной! Но потом ему припомнилось, как Томми Монтойа приставил ему к голове его же собственный пистолет и как в этот момент откуда-то появился Боб и спас его. Ховард никогда никого не спасал. Ховард только топил. Хью Мичам тоже топил. Ну что ж, Боб Снайпер, выбор сделан. Дороги назад нет. Теперь уже не важно, куда попадем, в рай или ад. Главное, что вместе, дружище. Даже есть надежда, что прямо сегодня.
– Встать, суд идет! – Пятый окружной суд начал предварительное слушание дела, условно называемого “Правительство против Суэггера” под председательством судьи Рональда О. Хьюджеса.
Ник и Салли встали вместе с двумя сотнями других присутствующих в зале людей, среди которых были десятки репортеров, половина новоорлеанского Управления ФБР, Ховард и его обвинитель Келсо, которые по какому-то странному стечению обстоятельств оказались в первом ряду прямо рядом с Ником и Салли. Их стол был придвинут почти вплотную к ним. Хью Мичам сидел за столом обвинителя в большом кожаном кресле. На нем был серый костюм-тройка и маленький широкий красный галстук, и Нику показалось, что ему на вид, по меньшей мере, лет триста.
Сэм Винсент тоже встал. Это был старый-престарый человек с похожим на грецкий орех лицом и абсолютно лысый, в костюме, строгом галстуке и массивных очках. Его длинные тонкие пальцы потемнели от трубки, которую он переставал курить, только заходя в зал заседаний. За толстыми линзами очков были видны бледно-голубые глаза, которые, останавливаясь на ком-либо, как будто увеличивались в размерах, как у акулы. Ему было под восемьдесят; он был награжден орденом Серебряной звезды за битву у Булже во второй мировой войне.
– Прошу садиться, – сказал судья Хьюджес, строгий чернокожий мужчина лет пятидесяти. – Леди и джентльмены, сразу же хочу предупредить вас, что несмотря на то, что сегодняшнее дело имеет национальный оттенок, это прежде всего юридическое дело и к нему следует относиться только так и никак иначе. Я предупреждаю всех присутствующих, особенно представителей прессы, чтобы они вели себя подобающим образом, в противном случае я моментально очищу зал заседаний. Понятно? – Его низкий голос был встречен всеобщим молчанием. Он продолжал: – Итак, сегодня, по требованию защиты, проводится предварительное слушание дела “Правительство против Боба Ли Суэггера”, в котором мистер Суэггер обвиняется в убийстве гражданина Сальвадора архиепископа Джорджа Роберто Лопеза во время вручения ему президентом Соединенных Штатов ордена Свободы в парке Луи Армстронга 1 марта сего года. Поясню для присутствующих: это не официальное судебное разбирательство. Это слушание проводится только лишь для того, чтобы убедиться в том, что правительство имеет достаточно улик и фактов, чтобы перейти к официальному судебному разбирательству. Поэтому здесь нет жюри присяжных. Мне будут помогать два прокурора. Они оба будут поддерживать мое решение. Более того, защите не предоставляется право выдвигать свои собственные улики, она должна критиковать только улики представителей правительства. Итак, джентльмены, я хочу, чтобы все споры и вопросы были предельно ясными и четкими и чтобы никакие мелкие детали и попытки увести дело в сторону не мешали нашему продвижению вперед. Приберегите силы для взаимных нападок к официальному разбирательству, если оно будет проведено потом. И перед тем, как вы мне возразите, мистер Винсент, заметьте, пожалуйста, что я сказал, если оно будет. Если будет официальное разбирательство. Я не хочу, чтобы вы думали, что у меня заранее предвзятое отношение. Ну вот, а теперь прошу ввести обвиняемого.
В зал суда ввели Боба.
На нем была ярко-голубая тюремная роба, на руках наручники, от которых к ногам спускалась железная цепь. Ноги тоже были закованы в нечто, напоминающее кандалы. Гремя всем этим железом, он медленно вошел в зал, и все увидели его суровое бледное лицо, которое казалось еще более вытянутым на фоне коротко подстриженных волос. Но он был совершенно спокоен. Точно таким Ник его запомнил в последний раз, когда в долине Большой Сделки Боб сидел рядом с Джули, не обращая никакого внимания на окружавший его взвод СВИТ. Господи, он выглядел так… так обреченно.