— Ах, вот что! Бояться, значит, нечего? А в бизнесе все средства хороши? Знаю эту науку, целый год изучал. Тебе что, трудно было меня подвезти?
— Подвезу, папаша… подвезу…
— Нет уж, не надо. Сучок ты гнилой. Я жвачку изо рта тебе не доверю, не то что себя.
Смотрю на него и размышляю: а что, вправду придушить? Ох, хочется, еле сдерживаюсь… Увидеть, как у подлеца стекленеют глаза и вываливается язык… Потом обратиться к людям: правильно ли я сделал? Половина крикнет — все правильно, мужик! А четверть вздохнет: мало эта сволочь мучилась…
Насилие ведь так притягательно. Спросите об этом женщин и подростков, они подтвердят. Что быстрее всего превращает мужчину в героя? Насилие. Зачем люди смотрят кино и читают книги? Полюбоваться насилием… Я скручиваю с его шеи поводок и стряхиваю с себя эту вошь. Он с ужасом смотрит на свою руку.
— Сегодня тебе повезло, — говорю. — Инвалид тебя пощадил. В другой раз такого не будет.
Он суетливо лезет в автомобиль и, орудуя одной конечностью, выруливает на проезжую часть, затем гонит, что есть мощи. Не впилился бы в кого с перепугу… Я опять один. Проблема остается: как добраться до нужного места? Проблема комплексная, решается по частям… В принципе, Комсомольская площадь здесь недалеко, пешком можно дойти… «пешком», ну-ну… выехать на Академика Сахарова — и вперед, никуда не сворачивая. Двадцать минут.
Так и сделаю. Чего мудрил?
Но только я принимаю решение, как из подъезда выскакивает кургузый мужичок. Не в том смысле кургузый, что без хвоста, — просто очень маленького роста. В потрепанном бушлате. И — бегом ко мне.
— Видел в окно… — говорит он, запыхавшись. — Как эта сука… Пока одевался, пока то-се…
Рожа под стать бушлату — помятая, видавшая виды. Но спиртным не пахнет, ни сегодняшним, ни даже вчерашним.
— Извините, — продолжает он. — У нас район чистый. Что это за поц — хрен знает. Наверное, у Алки ночевал… Чего он от вас хотел?
— Это я от него хотел, — говорю. — Мне к Казанке надо, просил подбросить.
— К Казанке? Да тут топать два шага … — он вдруг осекается. — Извини, братан, ляпнул, не сообразил.
— Нормально. Вы правы, я сам доеду. Думал аккумулятор поберечь. Да еще пес у меня маленький, годик ему. Непривычный к таким прогулкам, не заболел бы.
— Подождите! — загорается мужичонка. — Сейчас все сделаем… — он шарит по своим карманам: перебирает ключи, документы, сигареты, еще какой-то хлам; и вдруг находит… дверную ручку.
— Вот! — показывает мне. — Хорошо, что с собой!
— Полезная вещь, — говорю осторожно.
— Вы не понимаете… Стойте здесь, я быстро! Нет, давайте лучше со мной, — он разворачивается и семенит к подворотне. — Догоняйте! Там и погрузимся!
Что за сюрпризы? Как я устал от сюрпризов… Как же я устал воевать… Очередная ловушка? Рисковать, не рисковать?
Я медленно вползаю во дворик. Мужичок суетится у старого раздолбанного УАЗа: открывает заднюю дверь. Причем, открывает при помощи той самой ручки. Поясняет:
— Чтоб не лазили. Вам, наверное, временно десантироваться придется. На переднем сиденье сможете ехать? А то с вами коляску не погрузить. Давайте-ка, пересажу.
«Десантироваться…»
— Не надо, я сам.
Его рабочая лошадка целиком приспособлена для перевозки грузов: все задние сиденья вынесены, в кузове — обрывки упаковок, мешковина, доски от ящиков, свитые в кольца веревки. Отлично видно, чем мужик зарабатывает на жизнь. Простой человек, как и я…
…Выезжая на улицу, он произносит с болью:
— У меня друган вот тоже… Из Гиндукуша — в цинке. Официальная причина гибели — погиб в бою при возвращении в район дислокации. А что там на самом деле — хрен знает… Я как увидел вас с этим жлобьем, так все перевернулось внутри. Был бы винторез — шмальнул бы, в натуре. Почему всякое дерьмо считает себя лучше нас, людей? Если ты дерьмо, то место твое — задница…
Я слушаю его, я смотрю на его уверенные руки, сжимающие штурвал УАЗа, и пл А чу. Давно не плакал — два месяца. Сегодня — можно. Есть же люди, думаю я. Ведь есть люди, есть! Не только звери, монстры и нечисть, вот же они — настоящие… Как же мне вас не хватало!
Он бросает на меня короткий взгляд и тут же отворачивается.
— Не кисни, братан. Все у нас еще будет…
Полковник ГООП, начальник отдела особо опасных преступлений Дыров Андрей Робертович стоял, как дурак, на углу Садово-Спасской и Большой Спасской, поблизости от родной конторы, и ждал неизвестно чего…
Именно что полковник! Не генерал-майор, не зам начальника своего Главка. Какой обман, какая вульгарная ложь… Обломал его друг Неживой. Обломал и кинул. Поманило генеральское звание, подмигнуло, — и растаяло в осеннем воздухе.
Вспоминаешь объяснения с шефом — и в жар от стыда кидает. («Я всех поднял! — орал генерал-полковник Соколов. — Включил „зеленый свет“! А вы… а твои… Опустили меня, сцуки ?!») Как выяснилось, деньги за Дырова никто и не думал собирать. Витюша сблефовал, и Дрюня повелся. Обычно как? Если «желтый» отдан — бумаги подписываются за полдня. Специальный гонец объезжает все казенные дома, и везде ему открыты двери. Только где он, этот их «желтый»?! («Тебе, Андрей Робертович, звездочки на плечи давить стали? Так я их облегчу!» — орал начальник…)
Не выгорело дело. Человеческая подлость не имеет границ.
На позорный выплеск эмоций: «Ты же обещал, мудила!», — Неживой издевательски пожал плечами: «Единственное, что я мог тебе обещать, вонючка — это что я тебя извиню как-нибудь»…
И вот сегодня, в понедельник, ровно через неделю после взрыва на Чистопрудном, Дырову позвонили. По служебному телефону. Странный был звонок: неизвестная женщина, назвавшись знакомой Саврасова и еле сдерживая слезы, сообщила: у нее есть документы, оставленные покойным. Саврасов просил их передать в случае его смерти. Дыров, моментально сориентировавшись, дал ей свой мобильный. Трубка у полковника была с закладкой, защищавшей от прослушки. Далее говорили по мобильному и не в кабинете (он предусмотрительно вышел коридор). Женщина пояснила: именно Дырову, единственному порядочному человеку, Саврасов доверял. Перед тем, как договориться о встрече, она не выдержала, заплакала.
Подстава? В любом случае Дыров ничего не терял и ничем не рисковал…
Таинственная незнакомка, где ты? Ау!
Подбежал мальчишка, протараторил, запыхавшись:
— Это вы… Андрей Робертыч?..
— Он самый.
— Вот… вам…
Протянул заклеенный пакет.
— От кого?
— А вона тетенька, — он показал в сторону Сухаревской.
— Где?