— По счастью, мое знакомство с этим языком не ограничилось университетскими студиями, где мы спрягали глаголы и зубрили крылатые изречения античных деятелей, — небрежно согласился доктор Джонс. В самом деле, скитаясь по руинам и развалинам он предпочитал общаться с обитателями Прошлого на их родном наречии. — Но вынужден несколько охладить ваш пыл. Мертвые языки, мистер Питерс, коварная штука. Замкнутые социальные и религиозные группы часто превращали их в набор словесных формул, понятных только им.
— Ну-ну, не ломайтесь, док…
— Тут сбоку на полях чиркнуто на вполне современном английском, — пригляделся археолог. — «Не Сирия, а Непал». Опять Непал.
— Надпись принадлежит скорее всего Орлоффу. Еще один признак того, что он посматривал в сторону Гималаев, — подытожил Питерс.
— Это и мне понятно. Хотя, известный мне Орлофф скорее бы использовал кириллицу… Ладно, я попробую прочитать текст. Дайте чернила и бумагу, чтобы не пришлось записывать перевод у вас на манжетах.
Десять напряженных минут — и рука вывела следующее:
«…Благодаря помощи Духа Святого открылось нам грядущее. Тогда преисполнятся души людей грехом, а те бесы, которые имеют человеческое обличье, обретут невиданное дотоле могущество. И нарушится равновесие между Божественным и Дьявольским, и посланцы Антихриста (лакуна) возьмут много мирской власти. Один из них, темный владыка Страны Гуннов, захочет испить из Святой Чаши Грааля, чтобы добиться телесного бессмертия и уничтожить силу Божьих Заповедей, запечатленную в Скрижалях Завета. Но светлый воин-монах Х. Иоанос (лакуна) из страны у пяти озер (лакуна) женщины-птицы, прилетевшей из стеклянной страны, не даст Темному Владыке завладеть Святой Чашей Грааля, и потому сила Божьих Заповедей сокрушит посланца Антихриста. Но без камня отмеченного Божьим Светом не найти сокрытого от глаз Ковчега со Скрижалями Завета. Камень тот лежит (лакуна) у Головы Змея…»
— Конец оборван, — определил Индиана. — Наверное, там самое интересное осталось.
— Ну, как вам такой документ? — напористо спросил Питерс, как будто речь шла о перехваченной шифровке противника. Он крутил обе бумажки, разглядывая их сбоку и на просвет.
— Вы уверены, майор, что это не немецкая шифровка, стилизованная под старину?
— До сих пор немцы предпочитали цифровые системы кодирования. Хотя, не исключен вариант, что этот текст — условный сигнал.
— Или, может, заурядная подделка? — предположил Джонс, почесывая шляпу. — Нынешние немецкие умельцы, кстати, сочинили чуть ли не половину так называемых стихов Нострадамуса. Кроме того, я в основном имел дело с бесписьменными цивилизациями Месоамерики, поэтому мои комментарии будут далеко не полными. Но если принимать все это всерьез, то «апокриф Питерса» — можно, я так буду называть ваш документ? — пожалуй, создан в Европе тринадцатого или четырнадцатого века, во Франции или Италии. Причем христианами, имеющими отношение к альбигойской ереси или даже к ордену тамплиеров.
Питерс, мучительно морща лоб в поисках знакомых ассоциаций, наконец нашел что сказать.
— Альбигойская ересь?
— Об этом свидетельствует весьма заметное дуалистическое, я бы даже сказал, манихейское начало. А также упоминание о светлом воине-монахе. Письменных источников такого рода мы имеем немного, поэтому я не буду настаивать на своем мнении. Но, в общем-то, содержание этого фрагмента соответствует настроениям определенных сект того времени.
Офицер разведки запротестовал:
— Послушайте, мистер Джонс, вы можете выражаться не на этом птичьем языке! Пусть там и сказано что-то о женщине-птице. Объясните по-человечески, что здесь написано? Или вы специально темните?
Несколько мгновений Индиана не понимал причин недовольства. Затем стал оправдываться.
— Извините, майор. Это все из-за латыни, она переключает мозги не в тот режим… В чем сложности?
— И этот перевод, и ваши комментарии — вроде нормальные фразы, но смысл ускользает. Как мыло в воде…
Майор жаловался, а Индиана наливал себе «Бифитер». На два пальца заполнил стакан и принял внутрь, не разбавляя — по-славянски.
— Одни и те же слова, мистер Питерс, имеют разный смысл в разные времена. Самые простые — «вода», «хлеб» — и то весьма изменчивы. Возьмем, к примеру, наше пророчество. Даже в случае подлинности документа, оно представляет для вас весьма малый интерес. По большому счету, для разведки все это — полный ноль. По-моему, такой вывод мог сделать любой эксперт, например, ваш эрудированный сержант.
— Много знает, да мало понимает, — пренебрежительно отозвался разведчик о своем сыне и с прискорбием уткнул взгляд обратно в листок. — «Нарушится равновесие между Божественным и Дьявольским». Чушь какая. Неужели все-таки немецкая шифровка?
— Скорее всего дуалистические представления, — перебил его Джонс. — Согласно им, все вокруг нас является полем битвы между Божественным и Дьявольским. Ангелы во плоти по одну сторону фронта, и бесы в телесной оболочке — по другую. Причем бесы ведут себя более нахраписто, поэтому то и дело хотят ухватить в свой оборот всю территорию земного шара, а также гидросферу, атмосферу и недра… Надеюсь, теперь я выражаюсь достаточно просто, Билл?
— А этот самый… который Посланец?
— Посланец Антихриста из страны гуннов, то есть Самый Вредный, хочет уничтожить силу Божьих Заповедей, тогда как положительный персонаж, светлый воин-монах из страны у больших озер, старается сделать злодею подножку. Ну, и какое это имеет отношение к нашему, точнее, к вашему делу, мистер Питерс?
Тот покивал:
— Очевидно, никакого. Но ведь это все, что осталась нам от Орлоффа…
Майор отдал бумажки «эксперту» и зашелестел тапочками вдоль и поперек конуры (габариты разведчика вполне соответствовали ее размерам). Лишь спустя минуту он смог внятно сформулировать вопрос.
— К какому времени относится само пророчество? Не к нашему ли?
— Не хочется отказывать вам в проницательности, но вряд ли к нашему. Перенос в будущее или прошлое — всего лишь прием иносказания. Гонимым и уничтожаемым альбигойцам тринадцатого века, естественно, хотелось скорого вмешательства сверхъестественных сил и покарания мучителей. Вообще, большинство апокалиптических пророчеств относится к тому времени, в котором проживают их авторы. Уже потом, когда прорицание не сбывается, его начинают подгонять совсем к другим периодам истории.
— Понятно… А предположим, этот апокриф лежит на столе какого-нибудь нацистского бонзы, и он, вслед за своими учеными, относится к нему на полном серьезе. Не связана ли в таком случае археологическая активность нацистов в Сирии, Египте, Тибете, Индии с этой бумажкой? А намечавшаяся поездка Орлоффа в Непал?
— Немцы всегда были романтиками, что не мешало им потреблять кровяную колбасу и пиво в неумеренных количествах, — лениво возразил доктор Джонс, снова потянувшись к «Бифитеру». — Впрочем, и в пиве есть своя музыка, особенно после третьей кружки. Нацисты, судя по всему, самые романтичные из немцев, поэтому я, как трезвый и скучный тип, не перевариваю ни их романтику, ни их колбасу.