Ух ты! Непростые были стихи, их стоило почитать отдельно и внимательно. Не сейчас, увы, не сейчас…
…И все же я своей судьбы сильней.
Старея, опускаясь и сивея,
Уж тем не по зубам судьбе своей я,
Что не пытаюсь властвовать над ней…
Я перескочил взглядом на другую колонку. Комментировался приезд известного беллетриста Жилова, а далее шел очередной издевательский памфлет по следам «Кругов рая». (Честность моей книги, впрочем, нередко ставилась под сомнение, но оппоненты были в большинстве пешками, двигаемыми злобой или косноязычием; я не обращал внимания ни на их писания, ни на них самих…)
…В мешок дырявый ночи
Сквозь дыры льется мрак.
Решить в том мраке хочет
Загадку звезд дурак…
Отлично сказано, как будто специально для ребятишек с бойкими перьями. Вернемся к поэзии позже, успел подумать я, прежде чем тень легла на прочитанные страницы.
Возле скамейки стоял сам Эдгар Шугарбуш. Неформальный глава Матки, начальник Управления внутренних расследований. Костюм цвета старой сковородки плюс кислотно-зеленый галстук. Изумрудные запонки и лиловые манжеты. Торчащий из нагрудного кармана блокнот.
— Только побеседовать, — обезоруживающе улыбнулся Эдгар, подняв кверху лапки. — Пожалуйста, не надо меня калечить.
— И сошел Владыка на землю с гор, и протрубил Владыка общий сбор, — сочинил я с ходу экспромт. — Почему пешком, почему не на лифте, босс? Плоскостопие лечите?
Навстречу ему я не встал, не дождется. И на «ты» общаться не собирался, прошли те времена. Он деликатно пристроился на краешке скамейки.
— В холле слишком много людей, моих в том числе. Не хотелось привлекать внимание.
— Внимание — к кому? — саркастически сказал я. — Или это не вы послали своих левреток на площадь Госсовета? Только побеседовать, да?
— Я сожалею, — сдержанно сказал он. — Ребята сорвались, кретины чертовы. Нервы сдали.
— Каюсь, я был невежлив, — подмигнул я ему, — но ведь и они не назвали себя.
Эдгар дернул щекой.
— Капитана я уволю, без пенсии останется, убожество. Конечно, мне надо было просто к вам подойти, именно мне и никому другому. Как в старые добрые времена… Макс, я сейчас дам весь расклад, чтобы больше к этому не возвращаться, и на том покончим. О’кей?
— Меня что, вели? — спросил я.
— Вас вели еще от больницы, с утра и весь день. А на пляже случилось кое-что странное. Судя по всему, к вам кто-то подошел… — Он выждал, наблюдая мою реакцию. Таковой не было. — Или их было несколько человек? — Он требовательно смотрел.
— Я внимательно слушаю, — сказал я.
— И вы тут же оказались накрыты «зонтиком».
— Зонтиком? От дождя?
— Не знали? — удивился он. — Малоформатный квантовый рассеиватель, новейшая разработка, не вышедшая за пределы наших лабораторий. Наблюдателям невозможно получить ни картинку, ни звук. Что скажете?
— У меня было любовное свидание, — пожал я плечами. — Никаких зонтиков над собой не заметил.
— Ладно, не хотите говорить, кто это был, не надо. Я и сам догадываюсь. Просто мы на пляже вас надолго потеряли, а снова обнаружили уже возле здания Совета. Ну и решили сразу брать, пока горячо. Маскировочное устройство было обнаружено в мусорнице неподалеку, вернее сказать, то, что от устройства осталось.
Солнцезащитный шлем, вспомнил я. Вот так девочка, вот так ведьмочка. Всех обвела вокруг пальца. Меня — ладно, я лопух, писатель, голубоглазый атлет со стограммовыми мозгами. Но — Эдгара, всесильного интригана, стоящего над Службой Контроля! Один его галстук кого хочешь напугает, не говоря уже о должности. Бывший мальчик с вечным блокнотом, педантичный, основательный и очень ответственный, не пропускающий мимо себя никакую мелочь. («Но ведь таких не ставят боссами», — пожаловалась мне как-то невестка генерального секретаря ООН. «Значит, он на самом деле не такой», — ответил я тогда.) Спору нет, мистер Шугарбуш сделал фантастическую карьеру, ибо какой бы маской он не прикрывался, у него на лбу было отпечатано: я иду, а вы тут толпитесь. Но сегодня он крупно лопухнулся, и сознавать свою причастность к этому событию было дьявольски приятно.
— Однако я не об этом хотел поговорить, — продолжал Эдгар. — Прекрасно зная о ваших отношениях с Эммой…
— Наши отношения чисто платонические, — вставил я.
— Тем не менее. Вы не можете не видеть сложностей, которые возникли вместе со включением большинства евразийских парламентов в ваш Верховный Совет. Просто Сверхсовет какой-то получился. Социалисты с пеной у рта кричат, что Совет есть орган, не предназначенный управлять, однако ваши друзья именно в решении текущих задач раз за разом подменяют Исполком ООН. А Эмма на своем посту делает все, чтобы усилить эти тенденции.
— Для того Эмму в кресло Генерального секретаря и посадили, — сказал я.
— Это путь к двоевластию, Максим, — сказал Эдгар с неожиданной горячностью. — Забыли, чем заканчиваются такие сюжеты?
Я улыбнулся:
— По-моему, прецедент, на который вы намекаете, как раз в пользу двоевластия. Побеждает не просто сильнейший, но и тот, за кем историческая правда.
— Вы шутите, Жилов, — содрогнулся он. — Вы не можете так думать.
— Мне кажется, Шугарбуш, это вы шутите, — ответил я. — Сначала администрация вашего Исполкома обзавелась собственной, никому не подотчетной бухгалтерией, потом собственной армией, потом тайной полицией в нашем с вами лице. Сверхсовет в этих условиях просто не мог не возникнуть, потому что пустота враждебна человеку. Заявляю вам, как космолаз.
Мы помолчали. Несколько крепких ребят с нарукавными повязками «Патруль Чести» проследовали мимо, уводя заигравшихся любителей фотографироваться. Одеться этой парочке почему-то не позволили. Дама несла фотосканер, как знамя, в гордо поднятой руке.
— Сталкивать человечество лбами — аморально, — упрямо произнес Эдгар. — Я мягко выражаюсь.
— Кто-то здесь заговорил о морали? — осведомился я, даже оглянулся на всякий случай. — О морали это вы сказали?
— А в чем проблема? — встревожился он.
— Да уж не в том, конечно, что меня ни с того ни с сего посадили под колпак. Проблема в букве «L». В безобидной буковке «L» на бортах некоторых летательных аппаратов.
— Мы здесь в том числе из-за этого, — быстро ответил он. — Не надо фантазий, Максим. С буквой «L» мы разберемся.
Может, и фантазии, подумал я. Эдгар Шугарбуш лично докладывал первым лицам в администрации Исполкома ООН, что организации под названием «Light Forces», то есть «Силы Света», в природе не существует, а существуют только легенды о ее подвигах, большая часть которых основана на вылазках тех или иных сект. Легенды же гласили, будто некоторые из отставных и даже штатных сотрудников всевозможных земных спецслужб, включая оперативные подразделения Службы Контроля, основали тайное братство по защите Земли от нашествия космических бесов. Отсюда якобы — теракты на кораблях, которые показались кому-то охваченными тьмой, отсюда — необъяснимые исчезновения грузов, космолетчиков и их детей, и так далее. Проблема была не в том, кто сегодня намалевал устрашающий знак на борту вертолетов, истинные защитники Света или их беспринципные адепты; и не в том, какими словами Эдгар утвердит передо мной свою непричастность к событиям на вокзале; а в том, что мне осточертела ложь — вообще. Под видом борьбы с терроризмом они создают разветвленные агентурные сети, непонятно кем руководимые и какими целями питаемые, а потом они просят не фантазировать и вдобавок вспоминают о морали. Мне понадобилось двадцать лет работы на них, чтобы прозреть, и еще семь лет, чтобы попытаться забыть об этом. Старый слепой дурак.