— Мы незнакомы, но я вас знаю. — Она протянула руку. — Чарлин Кент. Но все меня зовут Чарли. Я ваша большая поклонница.
Вот слова, которые жаждет услышать любой художник. Уилли пожал ей руку и осветился радостной улыбкой. Чарли пробежала языком по своим малиновым губам. И этот прекрасный момент испортил неожиданно появившийся Рафаэль Перес. Он обнял Уилли за плечи, оттесняя его от Скайлера Миллса и Чарлин Кент и не замечая ее сердитых взглядов. Чарлин была готова вонзить каблуки-стилеты своих туфель в нежную кожу аллигатора, из которой сделаны мокасины Переса.
Уилли почувствовал себя крайне неловко. Меньше всего ему хотелось кого-нибудь обидеть. Он попытался по возможности вежливо освободиться от Переса и начал пятиться, пока не уперся спиной в Эми Шварц, директора Музея современного искусства.
Скайлер Миллс тут же устремился к ней, обнял за пухлые плечи и припечатал в щеку поцелуй. Но младший хранитель музея Рафаэль Перес был тут как тут. Он втесался между Скайлером Миллсом и Эми Шварц, шепча:
— Эми, у меня накопилось много вопросов, которые необходимо разрешить. Теперь, когда вы собираетесь нас покинуть…
— Никаких вопросов! — оборвала его Эми. — Я не на службе. Поболтайте лучше друг с другом. — Она широко улыбнулась, бросила взгляд на рисунки Мартины и заговорщицки шепнула Уилли: — А вы еще не пытались рисовать спермой?
— Пробовал, — признался Уилли, — но после того, как ее соберешь, очень устает рука, так что даже кисть удержать не могу.
Эми всхохотнула (такое впечатление, как будто заухала сова), затем пухлой рукой с большим количеством колец откинула с лица пышные волосы, взяла Уилли за локоть и повела в сторону.
— Миллс и Перес готовы съесть меня живьем, настолько им хочется занять мое место. Можно подумать, что директору музея платят миллион долларов в год.
— Для Скайлера деньги особой роли не играют, — тихо промолвил Уилли. — Он фанатично предан искусству. У него есть шансы?
— Послушайте, Уилли, — прошептала в ответ Эми Шварц, — я знаю, Скай поддерживал вас все это время, и он действительно предан искусству. По моему мнению, порой даже слишком. Но кто сядет на мое место, я не знаю. И если бы даже знала, то все равно вам бы не сказала, потому что это поставило бы вас в двусмысленное положение. Так что давайте не будем об этом. Хорошо? — Эми подняла голову и тяжело вздохнула. — О Боже!
К ним направлялись Миллс и Перес. Чарлин Кент тоже вдруг оказалась рядом.
— У вас в мастерской есть новые работы? — спросила она, тронув Уилли за плечо.
— Есть, — ответил за него Скайлер. — Но они все забронированы для моей выставки в Музее современного искусства.
— Не все, — вмешался Перес. — Картина, посвященная борьбе афроамериканцев за гражданские права, наш музей не заинтересовала.
— Неужели? — Чарли вскинула голову. — Отчего же? Длинные пальцы Переса пробежали по густым темным волосам.
— Во-первых, она слишком большая, а во-вторых, мне показалось, что сюжет слегка, ну, скажем… устарел.
— Устарел? — Глаза Чарлин Кент возмущенно вспыхнули. — Должна вам напомнить, мистер Перес, что для африканских американцев, таких как я и Уилли, борьба за гражданские права еще не закончилась, и эта тема никогда не устареет. — Она сжала руку Уилли и уже спокойно спросила: — Картина действительно большая?
— Да, — ответил он. — Вещь крупная. Я взял старые газеты, где рассказывалось о маршах за гражданские права (фотографии и все прочее), обработал пеплом и воском, а потом прибил гвоздями к связке обгоревших деревянных крестов.
— Очень интересно. — Чарли взяла Уилли за руку и отвела в сторону. — У меня есть предложение, если, конечно, вы уже насытились всем этим, — она сделала жест в сторону Переса, Миллса и публики, — поехать к вам в мастерскую. Мне очень хочется увидеть эту картину.
Уилли молча повел Чарлин Кент к выходу.
Первым делом он включил телевизор, канал MTV. Показывали клип черной рэп-группы, агрессивная скороговорка которой как нельзя лучше подходила к ситуации. Телевизор стоял на деревянной подставке рядом с кроватью и заменяющей платяной шкаф металлической вешалкой на колесиках. Это место Уилли считал своей спальней. Мастерская размещалась в лофте [39] плошадью сто пятьдесят квадратных метров и была захламлена до предела. Повсюду громоздились книги по искусству и периодика — особое место здесь занимали издания, посвященные черному африканскому наследию, — рулоны холста, деревяшки, металлические обрезки, куски ткани, а также всевозможные предметы, которые Уилли находил в разных местах и тащил сюда, чтобы использовать в своих работах. Между всем этим было проложено несколько дорожек.
Чарлин Кент осторожно обходила куски дерева, перевернутые ящики с гвоздями, кучи рассыпанных опилок и стопки книг.
— Это потрясающе, сколько разнообразных вещей вы используете в своем творчестве! Просто алхимия какая-то.
Она уронила свою куртку на стул, оставшись в розовом топе в форме трубы, под которым колыхались упругие холмы грудей, и устроилась на табуретке перед большой картиной, посвященной борьбе афроамериканцев за гражданские права. Скрестила ноги вначале так, а потом эдак.
— Боже, работа даже лучше, чем я ожидала. Просто гениально. Не сомневаюсь, члены совета Музея другого искусства придут в восторг от идеи выставить ее у нас… если вы согласитесь.
— Что за вопрос. — Уилли поедал глазами великолепные ноги Чарли, ее крепкие бедра. — Я, в свою очередь, поражен тем, насколько тонко вы чувствуете живопись. Должен признаться, это одна из моих немногих программных вещей.
— Понимаю. И уверена, она имеет значение не только для афроамериканцев. — Чарли улыбнулась, облизнув губы.
Это приглашение? — Уилли улыбнулся в ответ. — Я правильно расшифровываю твои сигналы?
Чарли пошевелилась на табуретке, показав на мгновение кружевные трусики. О да, конечно, правильно. И он решился. Положил руку ей на бедро и быстро приник к пухлым красным губам. Двигаясь следом за Уилли к постели мимо книг и рулонов с холстами, Чарли думала о картине. О том, какое впечатление она произведет на совет и как ловко ей удалось ее заполучить.
Уилли снял спортивную хлопчатобумажную рубашку, и вдруг на мгновение в темноте перед глазами возникло миловидное лицо Чарли. Глаза широко раскрыты, а шея погружена во что-то темно-темно-красное. Он охнул.
— Что случилось?
Уилли раскрыл глаза. Всего в нескольких сантиметрах от его губ были улыбающиеся губы Чарли.
— Нет, ничего. — Он нежно положил ее на постель. Она выскользнула из микромини, затем из кружевных трусиков.
— Когда мы можем забрать?
— Что?
— Твою картину. Для музея.