И они принялись за работу. Слаттери занялась группой быстрого реагирования. Мид отправил машины к квартире Саксов на Парк-авеню, просто для страховки, потом позвонил в Управление полиции округа Суффолк, сообщил, что необходимо как можно скорее отправить наряд к дому Саксов в Саг-Харборе.

— Я должен позвонить Тейпелл. Она сообщит в ФБР.

Кейт задумчиво рассматривала репродукции картин де Кунинга. Как сказала Слаттери? «Похоже на кровавую бойню». Остается надеяться, что полицейские доберутся туда вовремя и предотвратят эту бойню.

Би Сакс была недовольна. Во-первых, тем, что ее муж, Натан, не смог пойти с ней в мастерскую этой художницы из Ист-Хэмптона, а во-вторых, ее возрастом. Художница, которая разворачивала перед ней большую абстрактную гравюру, была старовата. Не то чтобы очень, но молодой ее никак не назовешь. Так, лет сорок с чем-то. Пока еще никому не известная, и в довершение ко всему женщина. Три недостатка. Неужели она думает, что коллекционеры такого уровня, как Би и Натан Сакс, могут заинтересоваться ее работами?

Би изобразила напряженную улыбку. Расправила короткую теннисную юбку и скрестила ноги, которые, по мнению многих близких друзей, были не хуже, чем у любой тридцатилетней. Совсем неплохо для женщины, утверждающей, что ей шестьдесят пять, хотя на самом деле на следующей неделе стукнет семьдесят три.

Художница говорила что-то о форме и функциональности, но Би ее не слушала. Она мысленно ругала разными словами свою подругу Бэбс, организовавшую этот визит. Они с Натаном собирали художественную коллекцию уже много лет. Начали с второсортных импрессионистов, которых потом продали. Конечно, когда даже такие второсортные поднялись в цене. Продали на аукционе и получили довольное неплохие деньги. Позднее познакомились с очень смекалистым галерейщиком, который надоумил их покупать абстрактных экспрессионистов — Франца Клайна, Виллема де Кунинга, Роберта Мазеруэлла. Это было в конце шестидесятых, когда цены на такого рода живопись были сравнительно невысоки, потому что все помешались на поп-арте.

Картины абстрактных экспрессионистов теперь висят в их доме в Саг-Харборе, вместе с работами Уорхола и Лихтенстайна. Естественно, им пришлось купить несколько работ и этих поп-идолов.

Да, они с Натаном были очень грамотными коллекционерами. Достаточно взглянуть на картины, которыми увешаны стены в их двухэтажной квартире на Парк-авеню. Самые моднейшие художники, появившиеся в последние пять лет, и среди них нет ни одного неизвестного имени. Это очевидно.

Би пыталась придумать, что бы такое сказать, как бы уйти, не обидев художницу. Ей хотелось поскорее вернуться к Натану, который сидел дома простуженный, но художница продолжала демонстрировать одну картину за другой.

— А вот эта вдохновила меня на большое количество других работ, — сказала она.

О Боже.

— Вы выставлялись в Нью-Йорке? — спросила Би просто из вежливости.

Художница отрицательно покачала головой:

— Пока не решилась. Мой астролог считает, что я не готова.

Би чуть улыбнулась:

— Но известность в Нью-Йорке могла бы помочь вам продавать картины.

Последнее замечание художницу, кажется, встревожило. Би все надоело настолько, что она была готова закричать. Неужели эта пожилая дама, никому не известная художница, не понимает намеков? Каждый раз, когда Би собиралась встать, та вытаскивала на свет очередную скучную абстракцию. Абстракцию? Полноте. А где острота? Где уровень? Где то, что может привлечь внимание гостей на званых ужинах, которые Би устраивала раз в неделю?

Художница начала заваривать чай. Какое-то ужасное пойло из оптового магазина. Би вздохнула, понимая, что скоро ей отсюда выбраться не удастся. А дома бедный Натан ждет, когда она привезет ему найкуил [47] и капли в нос, которые обещала купить на обратном пути.

39

Черт побери! Кто ожидал, что этот маленький высохший человечек окажется таким тяжелым? Он берет старика под мышки и водит по стене вперед-назад, вверх-вниз. Хорошо, что догадался надеть удобный комбинезон, иначе бы вообще могло ничего не выйти. Натан Сакс стонет. Видимо, возвращается сознание.

— Помолчи, мальчик Нати. Ты сейчас помогаешь мне войти в историю. Представляешь, в историю!

Белая стена вся забрызгана и исполосована кровью. Закругления, завихрения, среди которых угадывается едва различимый контур, человеческая фигура.

— Вот видишь, Нати, у нас уже получается. Так что держись. — Он тяжело дышит, с трудом удерживая старика. — Еще немного. Вот здесь, пожалуй, надо добавить.

Он напрягается, поднимает Натана Сакса выше, чтобы с его помощью прокрасить оставшуюся на стене белую область.

— Вот так. А теперь еще там. Сейчас, Нати, нам нужно сосредоточиться, чтобы все было совершенно ясно.

Кровь, которая минуту назад била струей из обрубков на месте запястий старика, теперь едва течет. Он водит стариком вперед-назад, вперед-назад. На полу образовалась лужа крови. Парусиновые туфли Натана на толстой каучуковой подошве волокутся по ней, намокают, образуют пузыри кровавой пены.

— Неплохо, неплохо, — произносит он и, споткнувшись об одну из ампутированных кистей Натана, пинком отбрасывает ее в сторону. — Настоящая живопись телом. Телом!

Он отходит полюбоваться работой, не выпуская Натана Сакса из рук. Затем роняет его в малиновую лужу. Старик принимает позу эмбриона, крепко прижав к телу окровавленные обрубки, конвульсивно передергивается и замирает.

Где же она? Он смотрит на часы. Время поджимает. Нужно работать быстро. Он смотрит на противоположную стену. Она еще белая. Он снял картину, на месте которой с помощью Би Сакс создаст гораздо лучшую. Шедевр.

Черт бы ее побрал. Неужели эта женщина испортит такой превосходный план? Ведь задуман дуэт. Он подбирает с пола кисть Натана Сакса, погружает указательный палец в кровь и в правом нижнем углу стены печатными буквами выводит свои инициалы: Ж. С. Смотрит. Задумывается. Ему не нравится. Тыльной стороной кисти он стирает буквы, затем снова погружает палец Натана в свежую кровь и пишет: дК.

Да, вот так. Рассматривает отрезанную конечность Натана. Интересно. Вроде как пролонгация его собственной руки. В стиле абстрактного экспрессионизма. Надо бы додуматься до этого раньше, а не таскать тело старика туда-сюда. Но он хотел выразить себя по возможности яснее. Буквально. А тут тело есть тело, никакого обмана. На этот раз Кейт разочарована не будет. Он чувствует ее, словно она здесь, в этой комнате, наблюдает за его работой. Что бы она сказала?

«Слишком много красного»? Возможно.

Он осматривает комнату в поисках чего-нибудь полезного и находит это в камине. Несколько кусков обгоревшего дерева — импровизированные угольные карандаши. Делает несколько мазков кровью, а после намечает контуры женской фигуры, не конкретизируя. Рисует две круглых груди. Твердый угольный карандаш плохо пишет по еще не просохшей крови.