Лицевые мышцы Дентона заработали. Он рассмеялся чересчур громко.
– Вас нужно оформить нашим штатным экстрасенсом, – промолвил Дентон. Он повернулся к присутствующим: – Вы читали, как сработал экстрасенс на прошлой неделе на Стейтен-Айленде, когда пытался помочь полиции отыскать пропавшую женщину? Указал место, где она якобы была зарыта. Ребята копали несколько часов и, представьте, нашли скелет. Правда, он оказался собачий! – И Дентон расхохотался.
– А мне отец рассказывал, – подала голос Терри, – что в семидесятые годы им действительно помогла женщина-экстрасенс, кстати, тоже на Стейтен-Айленде. Ребенка похитили по дороге в школу. Прошло пять или шесть недель и все уже отчаялись найти его, когда эта женщина-экстрасенс позвонила в участок и сообщила, что видела ребенка во сне, связанного, в комнате с вывеской хот-догов. Через день ребенка обнаружили в заброшенном здании на Кони-Айленде рядом со знаменитым заведением «Хот-доги Натана». Вы в это верите?
– Нет, – ответил Дентон. – Думаю, эта женщина просто знала, где находится ребенок, с самого начала.
– Нет, она ничего заранее не знала, – неожиданно вмешалась Коллинз. – Мы изучали этот случай в Квантико. Экстрасенс никак не была связана ни с жертвой, ни с преступниками.
– Неужели? – Дентон пытался сдержать пренебрежительную усмешку, но не получилось. – Не может быть, Моника, чтобы вы верили в подобную чепуху.
– Существуют вещи, которые невозможно объяснить, – заявила она. – И если это говорю вам я, агент ФБР, значит… – Она не закончила и рассмеялась.
Я надеялся, что тема закрыта, но Перес не мог успокоиться. Ему очень хотелось подколоть меня.
– Давай, Родригес, скажи, что там у меня в голове?
– Подожди секунду, Перес, я получше рассмотрю. Нет, там ничего не видно, одна пыль. Похоже, это место у себя ты давно не пылесосил.
Вот это Дентона по-настоящему рассмешило. Он загоготал, хлопнул меня по спине, а затем, решив, что уделил подчиненным достаточно времени, взял агента Коллинз под руку и повел в коридор.
Вскоре в комнате для совещаний остались мы двое. Я ждал, когда Терри что-нибудь скажет, но она молчала, и тогда я попросил у нее прощения.
– Мне не нужны твои извинения.
– Знаю, что не нужны, но все равно прости.
– Ну и прекрасно, – буркнула она.
Я коснулся ее руки и снова заговорил, но она отодвинулась от меня.
– Я вмешалась в разговор только потому, что Перри Дентон большое дерьмо… ну еще и потому, что ты мой подчиненный.
– Кто я?
– Ты меня слышал.
– А мне казалось, что я вроде как свободный рисовальщик, временно прикомандированный к твоей группе.
– Хоть и временно, но все равно подчиненный. Понял, Родригес?
– Это я понял, а вот чего ты от меня хочешь, не понимаю. Чтобы я вскрыл себе вены?
– Я не хочу от тебя ничего, Родригес. Ничего.
– Ладно.
Мы постояли молча с минуту. Терри кусала губу, отбрасывала с лица воображаемые волосы, в общем, вела себя так, как ведут себя люди, когда желают скрыть чувства. Наконец я не выдержал.
– Ты очень расстроена?
– Да, но к тебе это не имеет никакого отношения. Я расстроена из-за расследования.
– И что мы станем делать?
– Мы?
– Я бы хотел остаться в группе. Думаю, мог бы принести пользу.
Я ожидал очередного удара, но она внимательно посмотрела на меня.
– Ты действительно видел горящего человека?
– Да, и это была просто фантастика. Бабушка сказала бы, что это послание отдуха.
– И часто у тебя подобное случается, Родригес?
– Нет. Образы в моем сознании всегда были связаны с рисунками, которые я делал, беседуя со свидетелями. А это возникло ниоткуда. Я никогда не видел ничего подобного. Может, у меня начались галлюцинации? – Я посмотрел на нее. – В любом случае это все из-за тебя.
Терри вскинула глаза.
– Из-за меня?
– Да. Я постоянно пытаюсь создать для тебя портрет убийцы, и из-за этого в моем мозгу начали происходить какие-то химические реакции. И вот результат.
– Значит, ты старался лишь для меня? Врешь.
– Ну, может, немного и для себя.
Мы замолчали, устав препираться друг с другом.
– Пойдем прогуляемся? – предложил я.
– Сейчас?
– А почему нет? Ведь расследование передали федералам.
– Да, но у нас полно других дел, которые ждут очереди.
– Вот пусть и подождут.
* * *
Он прослеживает их глазами, как охотник дичь в прицеле ружья, и живо представляет, как в замедленном кадре. Пуля вращается и медленно двигается к цели, пока наконец не достигает ее. Затем прямое попадание, аорта лопается, из сердца женщины струей бьет кровь, пропитывая белую блузку, делая ее насыщенно темно-красной, как вино. Женщина опрокидывается назад с застывшим выражением лица. Мужчина наклоняется над ней, затем судорожно оглядывается, смотрит во всех направлениях, пытаясь определить, откуда вылетела пуля. Наконец они встречаются взглядами, такое бывает, и мужчина догадывается, но поздно. И следующая пуля попадает ему в голову.
Он моргает, и картинка бледнеет. А они пересекают улицу, садятся в машину, не сознавая, что уже убиты. У мужчины под мышкой блокнот для рисования.
Он ловит такси. Садится и говорит:
– Следуйте за тем автомобилем. – Потом выдавливает из себя смех. – Похоже на эпизод из кино, а?
Водитель, поворачивает голову, обернутую тюрбаном.
– Куда ехать, сэр?
– Затем автомобилем.
– Как скажете, сэр.
Он смотрит на пряди блестящих черных волос, которые выбились из-под тюрбана, и воображает шею этого человека, туго обвитую проволокой. Потом вспоминает, что нужно придумать причину, почему он неожиданно ушел с работы.
Расположенный напротив Центрального парка Эль-Баррио музей с его величественной колоннадой, разумеется, никак не был связан с тем Эль-Баррио, кварталом, который находился неподалеку.
– Я часто ходил сюда в детстве, – сказал я.
– Неужели музей существует так давно? – улыбнулась Терри.
– Его основали несколько преподавателей и общественных деятелей пуэрториканцев в 1969 году, то есть еще до моего рождения.
Много пространства, все скромно, ничего гламурного, затейливого. Это вызвало воспоминания. Мы с Хулио заглядывали сюда, когда некуда было податься и не хотелось ввязываться в неприятности. Это был единственный музей, где он чувствовал себя уютно. Пару раз мы ходили в Метрополитен-музей, но ему не понравились охранники. Они смотрели на него так, словно он собрался что-нибудь украсть. Я заметил, что охранники, наверное, правы.