– Проклятие! Чистейший вздор!
– Не то значит? – сказал уныло солдат, теребивший плоский кошель у себя на поясе. – Я их нашел под половицей…
– Почерк не Бенефорте. Наверное, дневник девчонки. Хе! Кое-что о магии, да, но годной только для подмастерья. Сплетни, любовные заклятия и прочая бессмыслица! – Вителли презрительно смахнул листы на пол.
Когда Ферранте и Вителли отвернулись, Тейр поспешно их подобрал, снова перевязал лентой и спрятал в ящике буфета, где хранилась оловянная посуда – старая, вся в вмятинах и царапинах. В дверях Ферранте остановился, пропуская вперед Тейра, Вителли и горько разочарованного солдата.
– Больше я сегодня не могу тратить время зря, – сказал сеньор Ферранте, когда они вышли во двор. – Можешь взять людей и попробовать еще раз днем, Никколо, если хочешь. Но нам придется просто обойтись без нее.
– Но она должна где-то быть. Должна! – упрямо сказал секретарь.
– По твоим словам. А если он все держал в голове и не записывал?
Вителли застонал при одной мысли об этом. Ферранте рассеянно посмотрел по сторонам.
– Когда я стану здешним герцогом, я, пожалуй, отдам тебе этот дом.
– Буду премного доволен, ваша милость, – сказал Вителли, чуть успокаиваясь.
– Отлично.
Вителли вышел на солнечный свет и заглянул под холст.
– Ваша светлость, распорядиться, чтобы эти слитки доставили в замок вместе с книгами?
Сверкающие слитки в штабеле весили примерно по сто фунтов каждый, прикинул Тейр. Наверное, поэтому их и не утащили при первом разграблении до того, как явился какой-нибудь офицер Ферранте и заявил о его правах.
– Пока оставь. – Ферранте пожал плечами. – Они ведь не разбегутся. Пока мы не найдем мастера литейщика, который способен изготовить пушку более опасную для наших врагов, чем для нас, не все ли равно, где им лежать. – Ферранте отвернулся. – Идем, немец.
Тейр поднял свою сумку. У дубовой двери Ферранте остановился и сказал стражу:
– Я знаю, ты там шарил, искал драгоценности.
– Нет, ваша милость! – негодующе возразил солдат.
– А? Не ври мне, не то я вздерну тебя на дыбу. Если ты и твои приятели прикарманили какой-нибудь камешек или пару монет, мне все равно. Но если я узнаю, что кто-то вынес отсюда хоть один клочок бумаги, пусть даже список ночных горшков, его голова будет торчать на пике еще до заката. Ты понял?
– Да, ваша милость. – Солдат вытянулся и стоял столбом, а Ферранте и Вителли сели на своих лошадей. Мальчик-конюх сбегал за двумя солдатами, которые обыскивали сад и сарай с инструментами. Они были в шлемах и нагрудниках. Эти двое пошли за двумя всадниками, а недавний страж и мальчик шагали впереди.
Ферранте пошевелил пальцем, и Тейр пошел рядом с его стременем. Солдаты подозрительно косились на каждого прохожего, который оказывался слишком близко к маленькой процессии. Впрочем, монтефольцы при приближении Ферранте торопились исчезнуть – сворачивали в переулки, заходили в лавки или распластывались у стены. Никто не выкрикивал угроз или приветствий. Словно сеньор Ферранте был заключен в круг безмолвия, который двигался вместе с ним.
Всего четыре телохранителя? Сеньор Ферранте так храбр? Он ехал, держась очень прямо и не снисходил до того, чтобы смотреть по сторонам, как его солдаты. В городе жили тысячи монтефольцев. Если бы они все высыпали на улицу, Ферранте и его охрана были бы сметены, несмотря на превосходство в оружии. Так чего они ждут? Тейр не понимал. Или герцога Сандрино так сильно не любили? И горожане не видели разницы, будет ли их угнетать прежний тиран или новый? Или же превращение Ферранте из зятя в узурпатора, из друга во врага было слишком внезапным и все пребывали в растерянности? Какую власть имеет Ферранте над монтефольцами? Страх, это ясно, и все же… Конечно, легко вообразить, как рассвирепевшая толпа ринется на улицу, чтобы отомстить за своего герцога, да только кто захочет первым броситься на обнаженные мечи? Тейр здесь чужой, и все это его не касается. Разве? Жив ли Ури? Улица повернула, и впереди вырос замок на крутой скале. Тейр весь похолодел.
– Ну что же, немец, – добродушно спросил Ферранте с седла, – в отливке пушек ты разбираешься?
Тейр пожал плечами, поправляя сумку.
– Я работал в плавильнях, ваша светлость, – выплавлял металл из руды. Чистил печи, помогал подносить топливо и чушки. Приводил в движение мехи. И помогал с отливкой в песчаных ямах. Но только небольших предметов – блях, подсвечников… И один раз помог отлить церковный колокол.
– Хм… А как бы ты починил треснувшую бомбарду? Если бы понадобилось?
– Я… Смотря, какая трещина, ваша милость. Если продольная, так я слышал, что на ствол надевают раскаленные железные обручи и они его стягивают. Ну а если трещина поперечная, так, пожалуй, проще взять эту бомбарду за образец и отлить новую. Придется только добавить металла, потому что кое-что останется в горне и в желобах.
– Так-так! – Ферранте посмотрел на него с легким одобрением. – Я видел, как военные инженеры стягивали пушки обручами. Вроде бы ты свое дело знаешь. Отлично. Если я хорошего мастера не найду, сойдешь и ты.
– Я… постараюсь, ваша милость, – неуверенно ответил Тейр.
– Ну, об этом я позабочусь! – Ферранте усмехнулся.
Для убийцы он был словно бы в очень благодушном настроении, и Тейр осмелился спросить:
– А что вы искали в этом доме, ваша милость?
– Тебя, немец, это не касается. – Улыбка исчезла с губ Ферранте.
Тейр понял намек и замолчал. Они уже приближались к холму, где дорога уходила круто вверх к замку. Уголком глаза Тейр заметил, как какой-то человек метнулся и спрятался за колодой, из которой поили лошадей. Один из трех молодых людей, остановившихся у перекрестка, не спускал глаз с Ферранте. А его товарищи нарочито отвернулись. Ферранте заметил смотрящего, но не ответил на его взгляд. Подбородок у него вздернулся, зубы сжались. Он перебросил поводья в правую, забинтованную, руку, а левую положил на эфес меча. По переулку, пошатываясь и распевая, приближалась компания еще из полудюжины молодых людей, видимо, хмельных. Они сталкивались, хватаясь друг за друга, но пели как-то не очень громко. Телохранители Ферранте ощетинились, точно псы, но мечей не выхватили, поглядывая на своего господина в ожидании распоряжений.
Тейр огляделся, куда бы ускользнуть – в лавку, в проулок, – но ничего подходящего не увидел. В доме справа от него двери были заперты, окна закрыты ставнями. А впереди стоящие трое присоединились к шестерым и все вместе выбежали на улицу. Все – с обнаженными мечами. Теперь они не улыбались, не шутили и не пели. Их лица отражали решимость, гнев, страх, сомнение. Один, совсем еще мальчик, не старше Тейра, вдруг так позеленел, что Тейру показалось, он вот-вот перегнется пополам и его стошнит.
Двое бросились было вперед, но тут же попятились, потому что товарищи не сразу последовали за ними. Некоторые начали выкрикивать оскорбления – и Ферранте и его телохранителям, но больше, чтобы раззадорить себя, с горечью подумал Тейр. Лицо Ферранте стало чугунным. Он кивнул. Его солдаты обнажили мечи. Вителли, у которого был только кинжал, остановил свою лошадь. Ветераны Ферранте хранили молчание, куда более зловещее, чем выкрики нападавших. Они все подобрались. Да, читать их не учили, но арифметику они знали достаточно, чтобы определить, что десять больше шести. Впрочем, робости в них не чувствовалось, только сосредоточенность, словно им предстояла неприятная, но привычная, хорошо знакомая работа. Юный конюх Ферранте выхватил кинжал и оглянулся через плечо на своего господина, ища поддержки. Ферранте кивнул ему. У Тейра заклокотало в горле. Обнажить нож или нет? И ведь он не с теми, с врагами!