Существует такое понятие — историзм воззрений (термин придуман самим автором, возможно, он не совсем точен). Скажем, во времена Петра Первого просто смешно было бы возмущаться такой общепринятой во всем мире практикой, как телесные наказания и пытки. Знаменитые дыба и кнут для современников царя-реформатора были самыми обычными методами дознания, следствия и наказания не только в «дикой» России, но и в самых «цивилизованных» странах Европы. По сей день не забыта Варфоломеевская ночь, имевшая место не в «большой деревне» Москве, но в развеселом во все времена городе Париже. Должно было пройти полтора столетия со времен Петра, чтобы Лев Толстой громогласно возмутился николаевскими шпицрутенами, и его услышало российское общество. Правда, великий основатель полевой хирургии, такой же, как гениальный писатель, участник Севастопольской страды, врач, то есть представитель заведомо самой гуманной профессии, Николай Пирогов полагал телесные наказания (правда, розгами, а не шпицрутенами), полезными в воспитании юношества.
Примечательно, что претендующая на роль исконного блюстителя всеобщей чистоты нравов и добродетелей церковь — все ветви христианства, не говоря уже об исламе — не только не протестовала против подобных жестокостей, но сама подавала пример в таком богоугодном деле, как применение пыток огнем, железом и водой и самых мучительных видов казни, вроде сжигания еретиков на костре (зато «без пролития крови»), утопления, удушения, побития камнями, сажания на кол… Причем — казни публичной.
Доживший почти до девяноста лет генерал-лейтенант Павел Судоплатов, ветеран и ас советской разведки, писал в книге своих воспоминаний «Разведка и Кремль»: «Мне совершенно ясно, что сегодняшние моральные принципы несовместимы с жестокостью, характерной и для периода борьбы за власть, которая следует за революционным переворотом, и для гражданской войны».
Политические теракты во все времена практиковались (хотя и не часто) всеми спецслужбами мира. В том числе самыми демократическими. Ни для кого сегодня не являются секретом неудачные попытки американских спецслужб уничтожить физически Фиделя Кастро, Муаммара Каддафи и Саддама Хусейна. Памятно и похищение агентами израильской разведки нацистского преступника гестаповца Адольфа Эйхмана в Буэнос-Айресе, с последующей переправкой в Израиль, где он и был казнен. Весь мир видел на экранах телевизоров, как палестинские террористы на Олимпийских играх 1972 года в Мюнхене убили атлетов из команды Израиля. Но мало кому известно, что израильские разведчики на протяжении нескольких лет отыскали в разных странах участников этого преступления и перестреляли всех до единого. Что также являлось грубым нарушением норм международного права.
А сколько подобных акций было осуществлено под видом несчастных случаев, или естественной смерти от болезни — неведомо никому. К тому же приказы отдавались устно. Документы, имеющие отношение к данному «литерному делу», имели засекреченные кодовые наименования, намеченная к ликвидации фигура проходила под кличкой. По завершении операции письменные материалы уничтожались. Да и круг посвященных всегда был сведен к минимуму.
К «литерным делам» привлекались сотрудники разных управлений, отделов, порой территориальных органов. Тут все зависело от конкретных обстоятельств — знания разведчиком страны, языка, наличия полезных связей и тому подобное. Однако при высшем руководстве ОГПУ-НКВД существовало и особое, засекреченное подразделение для проведения именно таких операций. Руководил им тихий, невзрачный человек с рано поредевшими волосами, более похожий на учителя математики провинциальной средней школы — Яков Серебрянский. Немногие сотрудники, знавшие в общих чертах об этом подразделении, так и называли его между собой — «группа Яши».
Сегодня хорошо известны обстоятельства нескольких боевых операций советской разведки и контрразведки, проведенных в разные годы (не обязательно при участии боевиков «Яши»). К примеру, вывод на советскую территорию Сиднея Рейли, Бориса Савинкова, атамана Бориса Анненкова. Рейли и Анненков по приговорам суда были расстреляны. Савинков покончил жизнь самоубийством (до сих пор имеют хождение абсолютно безосновательные слухи о его убийстве чекистами). Позднее были захвачены известные деятели «Русского общевоинского союза» генералы Александр Кутепов и его преемник Евгений Миллер, убит перебежчик, известный советский разведчик Игнатий Порецкий (Рейсс).
Подобные акции совершил по приказу тогдашнего советского руководства агент-боевик Богдан Сташинский. С помощью специального оружия он убил в Мюнхене в октябре 1957 года главного идеолога Организации украинских националистов Льва Ребета, а спустя два года и самого главаря ОУН Степана Бандеру.
Успешной деятельности боевиков ОГПУ-НКВД способствовало наличие в российской эмиграции множества агентов и осведомителей. Некоторые из них занимали в этой среде весьма видное положение. Достаточно назвать одного из руководителей РОВС, бывшего командира Корниловского полка генерала Николая Скоблина («Фермер»), его жену, знаменитую русскую певицу Надежды Плевицкую («Фермерша»), бывшего царского генерала Павла Дьяконова («Виноградов»), бывшего министра Временного правительства, а в эмиграции одного из руководителей «Торгпрома» Сергея Третьякова («Иванов»), дочь бывшего военного министра Временного правительства, известного московского миллионщика Александра Гучкова Веру Трейл, бывшего белого офицера Сергея Эфрона — мужа поэтессы Марины Цветаевой.
…Приказ, полученный Коротковым в конце 1937 года, обязывал его осуществить операцию не разведывательную, но именно боевую, для чего в его распоряжение поступала группа агентов.
Еще в 1930 году, находясь тогда в Стамбуле, «ушел» резидент внешней разведки на Среднем и Ближнем Востоке, высокопоставленный чекист Георгий Агабеков. На Западе он выпустил две разоблачительные книги: «Записки чекиста» и «ЧК за работой». Сам Агабеков объяснял свой поступок исключительно идейными мотивами: дескать, за десять лет службы в ВЧК-ОГПУ он глубоко разочаровался в политике Советской власти. Видимо, в какой-то степени это соответствовало действительности. Но только в какой-то. Даже из его собственных книг отчетливо проявляется и сугубо личный мотив побега — скоропалительный и бурный роман тридцатичетырехлетнего Агабекова с двадцатилетней англичанкой Изабел Стритер.
Эти публикации, а также ранее данные Агабековым показания представителям сразу нескольких иностранных разведок, имели тяжелое последствие для множества людей, в том числе и вовсе не имеющим никакого отношения к ОГПУ. Так, в одной лишь Персии на основе «изобличений» Агабекова власти арестовали около четырехсот человек, просто симпатизирующих СССР, четверо из них с чисто восточной непосредственностью были тут же казнены, около сорока приговорены к тюремному заключению. С учетом режима тогдашних персидских тюрем это было равнозначно медленному умерщвлению.
Серьезные неприятности Агабеков доставил советским разведчикам, действующим и в Европе. Примечательны в этом отношении воспоминания бывшего торгового представителя СССР в Брюсселе Александра Бармина, впоследствии также ставшего невозвращенцем. Бельгия тогда не имела дипломатических отношений с СССР, и Бармин пребывал в стране с временной визой, которую обязан был ежемесячно продлевать. Однажды в отсутствие Бармина полицейские совершили налет на его квартиру и подвергли ее полному разгрому в поисках компрометирующих материалов. Ничего подобного найдено не было. Бармин и в самом деле никакого отношения к ОГПУ не имел. Тем не менее, его выслали из страны, предупредив, что ему запрещено когда-либо пересекать бельгийскую границу. Высылка торгпреда, конечно, нанесла ущерб отношениям между двумя странами.