5) Выяснить возможность 3 отдела УГБ НКВД ЛО по агентурной работе в Германии.
Материалы поездки будут представлены на Ваше окончательное решение. Короткие справки на агентуру прилагаются».
Рапорт подписал Журавлев. Судоплатов его утвердил. Коротков задание выполнил. Автору и читателям остается только гадать, что стало с этими разведчиками, направленными в Германию из Ленинграда в конце 1940 года…
Итак, Короткову было предписано восстановленные старые связи активизировать. Установить личные контакты с Шульце-Бойзеном, Кукхофом и Шумахером (отныне «Тенором»), чтобы сеть в целях безопасности не замыкалась на одного Харнака. Ему поручалось также выяснить влияние и роль оппозиционных сил (вследствие появления в материалах имени Герделера и других), обеспечить безопасность советских граждан, работающих в Германии, выявлять военные планы Гитлера в отношении СССР, структуру управления хозяйством страны в условиях военного времени, экономические расчеты в случае затягивания войны, узнать, как происходит обеспечение Германии сырьем и продовольствием, а также конкретные намерения немцев относительно выполнения их обязательств перед СССР и многое другое. Прямой же вопрос о возможности нападения Германии на СССР руководство умудрилось обойти.
Однако в разговорах один на один и Журавлев, и Фитин ясно дали ему понять, что в первую очередь ждут от него материалов о возможности, а вернее, сроке нападения Германии на СССР.
Еще 14 декабря «Захару» было отправлено в Берлин письмо, в котором, в частности, говорилось: «На днях к Вам выезжает т. Степанов на постоянную работу в качестве Вашего помощника.
Основным его заданием на первое время, согласно указаний т. Павла, будет работа с «Балтийцем» и детальная разработка всех его связей с целью новых вербовок среди них. Это — в части внешней работы т. Степанова.
Одновременно Вам следует использовать т. Степанова как Вашего основного помощника по всем организационным и оперативным внутренним делам резидентуры… для активизации всей нашей работы в Вашей конторе».
Под основным текстом задания, включавшего множество пунктов, уже заранее было напечатано: «Читал, усвоил и принял к исполнению». Разведчику оставалось только подписаться ниже: «Коротков. 26 декабря 1940 г.»
Начался период самой напряженной, интенсивной и опасной для всех ее участников разведывательной работы в сердце «третьего рейха».
Реорганизация ведомства, о которой сотрудники шушукались между собой еще с осени, состоялась уже после отъезда Короткова в Берлин. Указом Президиума Верховного Совета СССР (ему, разумеется, предшествовало постановление ЦК партии от 3 февраля 1941 года НКВД СССР был разделен на два народных комиссариата: внутренних дел и государственной безопасности. Наркомом первого был назначен Л. Берия, наркомом второго — В. Меркулов. В тот же день Л. Берия был назначен и заместителем председателя Совнаркома СССР. Ему было поручено курировать работу нескольких ведомств: наркомата лесной промышленности, наркомата цветной металлургии, наркомата нефтепромышленности, наркомата речного флота и наркомата государственной безопасности!
Первым заместителем наркома госбезопасности стал Иван Серов, заместителем — Богдан Кобулов. Первое управление (разведки) возглавил Павел Фитин, Второе (контрразведки) — Петр Федотов, Третье (секретно-политическое) — Соломон Мильштейн, Следственную часть (на правах управления) — Лев Влодзимерский.
Штаты разведки (возведенной из 5-го отдела в ранг Первого управления) с учетом реально ежедневно меняющейся международной обстановки, существенно расширились.
Формально оба новых наркомата были равноправными. Однако фактически Берия, как заместитель председателя Совнаркома, то есть самого Сталина, сохранил полный контроль над деятельностью своего многолетнего подчиненного и выдвиженца Меркулова. К тому же Берия одновременно являлся кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б), что уже ставило его автоматически выше любого наркома. Так что Меркулов по-прежнему считал Берию своим руководителем, потому неудивительно, что большинство спецсообщений нарком НКГБ направлял большей частью в три адреса: Сталина, Молотова, Берии.
Из «чистых» дипломатов, Коротков (теперь в качестве стажера полпредства) довольно близко сошелся с Валентином Бережковым. Это был молодой красивый мужчина с пышной шевелюрой, в которой поблескивали серебряные нити ранней седины. Перед тем как попасть на дипломатическую работу, Бережков служил матросом на Тихоокеанском флоте, и это наложило определенный отпечаток — в лучшую сторону — на его характер.
Бережков в совершенстве владел немецким и английским языками. Весной и летом 1940 года он работал в торгпредстве, поскольку, ко всему прочему, обладал специальностью инженера-технолога. Его регулярно привлекали к переговорам с немцами по экономическим вопросам, в частности, когда такие переговоры вел нарком внешней торговли СССР Анастас Микоян. Он приглашал Бережкова на роль доверенного переводчика.
Во время визита в Берлин Вячеслава Молотова Бережков вместе с Владимиром Павловым участвовал в качестве переводчика в его переговорах с Гитлером и Риббентропом.
Потом Бережков вернулся в Москву, а в самый канун Нового, 1941 года, вновь объявился в Берлине уже в ранге первого секретаря полпредства.
Полпред Деканозов и резидент Кобулов были осведомлены, что к Бережкову благоволил не только Молотов, но и сам Сталин, поэтому не допускали по отношению к Валентину откровенного хамства (что было почти нормой в разговорах с другими сотрудниками), и он пользовался в пределах своей компетенции относительной независимостью. Бережков чаще других советских дипломатов посещал приемы в иностранных посольствах, поддерживал знакомство со многими западными дипломатами, журналистами, а также представителями деловых и промышленных кругов.
Бережков был осведомлен, что его приятель Коротков является разведчиком, обладает своими конфиденциальными источниками, но в то же время лишен тех возможностей общения как с немцами, так и с иностранцами в Берлине, какими располагает он.
Вполне естественно, что Коротков и Бережков регулярно беседовали на темы, представляющие для них взаимный интерес. Особенно часто и откровенно они делились друг с другом своими наблюдениями, начиная с февраля — марта.
В конце апреля на коктейле в особняке первого секретаря посольства США Паттерсона американский дипломат подвел Бережкова к очень загорелому, явно не под бледным берлинским солнцем, майору в форме люфтваффе. Майор охотно и образно рассказывал гостям об операциях в Западной Европе и Африке, откуда прибыл днями.
В конце вечера офицер остался на какую-то минуту наедине с Бережковым. Пристально глядя ему в глаза, понизив голос, он вдруг сказал:
— Выслушайте меня внимательно. Я приехал в Берлин вовсе не в отпуск. Эскадрилья, которой я командую, покинула Северную Африку. Вчера мы получили приказ передислоцироваться на аэродром под Лодзью. Возможно, за этим ничего и не кроется. Но мне доподлинно известно, что к вашим границам перебрасываются в последнее время и другие части. Мне бы не хотелось, чтобы между нашими странами произошло непоправимое. Это доверительный разговор, надеюсь, вы понимаете…