Автор рассказывает о последних месяцах и неделях жизни берлинских антифашистов на основании изученных им архивных материалов служб нашей разведки, гестапо, публикаций в советской и зарубежной литературе и прессе, а также бесед с некоторыми прямыми и косвенными участниками событий.
Вот такая сложилась в его представлении картина, которую он полагает наиболее приближенной к истине…
Работа, проделанная Коротковым в Берлине в 1940–1941 годах, хоть и не пришлась по вкусу высшим инстанциям, в самом наркомате была оценена высоко. Уж очень явно совпадали действия германского правительства, командования вермахта со своевременной информацией, поступившей от «Степанова» в Москву.
Еще до возвращения советских дипломатов и специалистов из Германии на Родину, руководство разведки приняло решение о дальнейшем служебном росте Короткова. Нарком не возражал — возможно, сам себя мысленно и похвалил, что оставил молодого разведчика в штатах наркомата. Разумеется, не из соображений высшей справедливости, тем более — гуманности, но по холодному и трезвому расчету. Который оправдался. Только и всего [102] .
В руководстве разведки уже созрело намерение направить Павла Журавлева на ответственную должность легального резидента в Иран, где сложилась непростая оперативная обстановка и ощущалась острая нужда в опытном разведчике, обладающим широким кругозором и не только профессиональными, но и дипломатическими способностями, поскольку ему предстояло работать в контакте с таким сложным союзником, как английские спецслужбы.
Его-то и должен был заменить Александр Коротков. Назначение на должность начальника одного из ведущих отделов разведки, если в условиях войны не самого главного, — немецкого было делом серьезным и ответственным.
К достоинствам Короткова, признанных руководством, следовало отнести его знание положения в Германии и тамошних источников информации, понимание менталитета немцев, свободное владение языком. К недостаткам — отсутствие опыта руководящей аппаратной работы в Центре. Противоречие? Конечно…
Начальник разведки Павел Фитин нашел для его решения простой, умный, хотя и парадоксальный способ, утвержденный и «кадрами», и наркомом.
А именно: Александр Коротков был назначен начальником 1-го (немецкого) отдела 1-го управления НКВД. Одновременно ему было присвоено звание капитана госбезопасности. Майор же госбезопасности Павел Журавлев временно, до отъезда в загранкомандировку был назначен заместителем своего собственного бывшего заместителя!
Благодаря этой хитроумной рокировке Коротков вошел в курс всех дел отдела быстро и безболезненно.
Отчитавшись о проделанной в Берлине работе за последние несколько дней перед отъездом, ознакомившись с положением на фронтах (а оно ухудшалось с каждым часом), уразумев, следовательно, что нечего рассчитывать на прием радиопередач из Берлина приемными устройствами, которыми располагал НКВД на пока еще не захваченной немцами территории, Коротков внес на рассмотрение руководства несколько предложений. Главными были следующие:
«1. Использовать возможности резидентуры НКВД в Швеции и Лондоне для прослушивания эфира на средних волнах с целью обнаружения позывных «Корсиканца».
2. С учетом всех обстоятельств продолжить поиски новых форм связи с «Корсиканцем» и Старшиной», привлекая с этой целью силы и возможности военных соседей» [103] .
Уже 7 июля соответствующее указание было передано резидентурам разведки НКВД в Лондон и Стокгольм: слушать Д-5 и Д-6 по числам, кратным 4 и 7.
…В ночь с 25 на 26 июля 1941 года пункт перехвата функабвера (радиоразведки — Т. Р.) в городе Кранце [104] в Восточной Пруссии засек работу ранее не выходившего в эфир подпольного передатчика: «РТХ» настойчиво вызывал «KLK». Опытные операторы появлению неизвестного им до того «пианиста особого значения не придали, хотя по некоторым признакам установили, что шифрограмма, переданная «РТХ», предназначалась Москве. Немецкие войска стремительно продвигались на Восток. По уверению не только рейхсминистра пропаганды Геббельса, но и самого фюрера через несколько недель Советский Союз должен был рухнуть, подобно «колоссу на глиняных ногах». Следовательно, «музыкальная шкатулка» с этими позывными, как и еще несколько, вышедших в эфир в разных точках Европы после 22 июня, прекратит свое существование сама по себе.
Неделя проходила за неделей. Несмотря на серьезные успехи вермахта блицкриг явно срывался, а таинственный «РТХ» выходил в эфир едва не ежедневно и работал подолгу. Стало быть, имел что передавать Москве. Перехваченные криптограммы расшифровке не поддавались.
Немецкая радиопромышленность была в те годы лучшей в мире. Уже тогда функабвер располагал достаточно совершенной радиопеленгационной аппаратурой. Наземные пеленгаторы устанавливались на микроавтобусах, замаскированных под машины «скорой помощи», или под крытые грузовички ремонтных служб канализации. Для пеленгации на дальнем расстоянии применялись легкомоторные самолеты «фюзелер-шторх» и транспортные «юнкерсы».
Достаточно быстро пункт перехвата в Кранце установил, что «РТХ» находится в зоне, охватывающей Северную Германию, Нидерланды, Бельгию и Северную Францию.
Спустя некоторое время операторы в Кранце и их коллеги в Бреслау засекли сигналы еще одного передатчика. Сделанные специалистами радиопеленгации расчеты произвели в Берлине впечатление разорвавшейся бомбы: по всему входило, что передатчик работал в… самой столице «третьего рейха»! Поскольку его радиограммы также не поддавались расшифровке, следовало, что рация принадлежала не подпольной коммунистической или иной антифашистской организации, но советской разведке!
Узнав об этом, Гитлер пришел в ярость, поскольку руководство и гестапо, и абвера заверяли его, что в Германии не существует сколь-либо серьезной агентуры или нелегалов русских спецслужб.
Поиск советских «пианистов» взяли под личный контроль руководители всех контрразведывательных и разведывательных органов нацистской Германии: начальник гестапо Генрих Мюллер, начальник управления СД-аусланд Вальтер Шелленберг, шеф абвера Вильгельм Канарис, шеф функабвера (штаб этой разведслужбы располагался не на Тирпицуфер, а в другом месте — на Маттиакирхплац) генерал-лейтенант Фриц Тиле.