Случилось, что однажды шеф гестапо, уходя со службы, забыл вынуть ключ из ящика письменного стола, где его и обнаружила Манжура, когда вечером пришла убирать кабинет. Не подумав, к чему это может привести, Лариса похитила подлинную печать ровенского гестапо вместе со штемпельной подушкой с особой мастикой, книжку незаполненных орденов на обыск и арест с подписями и печатями, бланки служебных удостоверений и другие важные документы. Все это она вместе с Николаем Струтинским, очень гордая и довольная, доставила в отряд.
Решение командования показалось Струтинскому и Манжуре неожиданным: немедленно, благо суббота и до понедельника немцы пропажи не хватятся, вернуть все на место.
Иного выхода не было. В городе действовали десятки разведчиков отряда с отличными документами, до сих пор никто к ним придраться не мог. Но в понедельник кража будет обнаружена, гестапо немедленно отменит все старые документы, начнутся облавы и проверки, введут новые печати, их образцы достать удастся не скоро. Ровенские разведчики попадут в опасное положение, так как их документы окажутся недействительными.
Вот почему Ларисе и приказали в тот же день вернуться в город, в понедельник прийти на работу пораньше и положить все в стол до прихода шефа. Командование понимало, что посылает Манжуру на риск, но рисковать жизнью многих людей, выполнявших чрезвычайно важные задания, оно не имело права. К счастью, лее обошлось благополучно.
Николай Иванович Кузнецов, кроме обычного офицерского удостоверения, имел еще один документ – подлинный гестаповский жетон за № 4885, добытый в схватке с гестаповцами. Трофей представлял тяжелую овальную пластинку из черненого металла, прикрепленную к длинной цепочке. Такие гестаповские жетоны предоставляли их обладателям очень большие полномочия. Николай Кузнецов должен был пользоваться жетоном лишь в исключительных случаях.
Положение Кузнецова – Зиберта было особенным: мало того, что он не был настоящим офицером фашистской армии, он не имел никакого отношения к какому-либо официальному учреждению гитлеровцев в Ровно, да и ко всему вермахту вообще. Нужные для него знакомства с гитлеровцами он заводил частным образом. Почти каждый новый знакомый рано или поздно представлял Зиберта своим друзьям уже как приятеля.
Из-за нелегального положения Кузнецов не мог пользоваться постоянными квартирами – это было связано с регистрацией в военной комендатуре и полиции, а самая элементарная проверка непременно установила бы, что никакой обер-лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт в составе «Викдо» не числится. Поэтому некоторые знакомства Зиберт заводил лишь с целью получения квартир, где можно было бы без риска остановиться в случае необходимости.
Николай Струтинский останавливал машину у кромки тротуара в каком-нибудь оживленном месте и начинал копаться в моторе, устраняя несуществующую поломку. Зиберт же выходил из автомобиля и прогуливался рядом со скучающим видом. Так проходило иногда пять минут, иногда полчаса, пока мимо не проходила женщина, достойная внимания молодого, элегантного обер-лейтенанта с несколькими боевыми наградами. Остальное было просто – пустячный предлог для начала разговора всегда находился. А потом шофер устранял неисправность, и обер-лейтенант предлагал новой знакомой подвезти ее к дому. В машине у Зиберта для подобных случаев всегда находились небольшие подарки: шелковые чулки, хорошая пудра, духи, шоколад…
При схожих случайных обстоятельствах Кузнецов познакомился на улице и с молодой красивой немкой по имени Лотта Хайне. Николая Ивановича в этом знакомстве привлекала возможность бывать еще в одной безопасной квартире, к тому же Лотта сказала, что служит в штабе начальника тыла германской армии генерала авиации Китцингера. Это уже было интересно…
Они недолго погуляли по Дойчештрассе, болтая о всяких пустяках. Зиберт немного ухаживал, Хайне немного флиртовала. При прощании договорились встретиться на следующий день, в восемь часов вечера, у сквера на Дойчештрассе.
Минули сутки. И с каждым часом приближения условленной встречи Николая Ивановича все сильнее охватывало чувство смутного беспокойства. Ни в словах, ни в поведении Хайне не было вроде бы ничего особенного, странного, но все же он не мог отделаться от неосознанной тревоги. В какой-то миг он даже готов был отказаться от свидания, но тут же прогнал эту мысль. Кузнецов в определенной мере считался со своей интуицией разведчика, но никогда не позволял ей брать верх над разумом и волей.
К месту встречи с Лоттой Николай Иванович подходил без десяти восемь, предельно собранный. По вошедшей в кровь и плоть привычке еще издали с обостренным вниманием обежал взором сквер и прилегающие дома. И – неприятно екнуло сердце. Хайне его ожидала. Но, кроме нее, были и другие: три эсэсовца прогуливались по тротуару у входа в сквер. Еще двое в штатском стояли на углу возле большого черного автомобиля, а неподалеку от Хайне кто-то в штатском, сидя на скамейке, читал газету…
Чувствовалось, что эти люди друг с другом связаны, кого-то встречают, кого-то ждут.
Что делать? Первая мысль – повернуть назад. Невозможно. Не исключено, что сзади уже кто-нибудь только и ждет, что он остановится, к тому же эсэсовцы на тротуаре его заметили и вели уже тяжелыми, цепкими взглядами… Продолжая неторопливо приближаться к скверу, Кузнецов думал: если он разоблачен, то отступать поздно. Но если немке просто показался подозрительным ее новый знакомый, тогда… Накануне Хайне видела Зиберта в мундире. Сейчас на нем была темная офицерская пелерина без знаков различия, скрывавшая особые приметы, которые могла бы она запомнить: ордена и знаки ранений.
Спокойно, как ни в чем не бывало, не ускорив шага и не повернув в сторону немки головы, он прошел мимо места свидания. Краем глаза уловив на одном из эсэсовцев шитье штурмбаннфюрера, первым выбросил руку в приветствии. Теперь только не оглядываться, только не спешить…
Преследования не было. Хайне не узнала обер-лейтенанта Зиберта, когда тот прошел мимо нее.
После возвращения Кузнецова в отряд через несколько дней в штабе обсуждали эту историю, пытались в ней разобраться.
Три версии имели право на существование. Первая – совпадение, эсэсовцы ждали на этом месте и в это же время кого-то другого. Вторая – Хайне действительно лишь служащая штаба Китцингера, но она заподозрила в чем-то своего случайного знакомого и дала знать в СД. Наконец, третья, самая серьезная: фашистская служба безопасности взяла на заметку общительного обер-лейтенанта и специально подставила ему для знакомства свою сотрудницу. Последнюю версию можно было бы снять, если бы Кузнецов был твердо уверен, что именно он сделал первый шаг к знакомству с Хайне, но у него такой уверенности не было. История с Лоттой Хайне так и осталась неясной.
Подводя итог обсуждению, Дмитрий Николаевич Медведев со свойственным ему чувством юмора заметил: «Всегда считал, что знакомства с женщинами дело опасное. Даже в мирных условиях… Тут надо быть очень осторожным».
…Кузнецов после «встречи» с Хайне вернулся к себе, лишь убедившись, что «хвоста» за ним нет. А на квартире его уже с нетерпением ждал связной из отряда – Алексей Глинко со срочным пакетом. Задание было необычным.