Фигура Дарумы, имеющая форму шара, олицетворяет собой девиз «Семь раз упасть и семь раз подняться». В этом суть жизненной философии народа, населяющего вулканические острова.
Мистика новогодней статистики
В Японии, как и повсюду в мире, календарный год состоит из пятидесяти двух недель. Однако две последние из них резко отличаются от остальных пятидесяти. Страна живет эти дни в каком-то авральном, лихорадочном темпе. Все среднестатистические недельные показатели многократно возрастают.
У водителей за рулем автомашин и пешеходов на улицах могут быть разные поводы нестись во весь опор или брести в задумчивости. Но заранее известно, что именно на две последние недели года всегда приходится вчетверо больше жертв уличного движения и вчетверо больше самоубийств. Никакие меры не способны повлиять на эту предновогоднюю статистику, весьма похожую на мистику.
Поговорим сначала о праздничных рекордах позитивного характера. С начала декабря у японцев заняты все вечера. Сослуживцы и деловые партнеры спешат на очередной «боненкай» — «встречу для забывания старого года». Оттуда гости расходятся, нагруженные сувенирами. Японские фирмы ежегодно списывают на «развлечения в интересах дела» более 50 миллиардов долларов — сумму, превышающую военный бюджет страны.
В Японии существует культ подарков. И Новый год бесспорно является его кульминацией. Сама традиционная система зарплаты, когда в декабре все привыкли получать трехмесячный бонус, способствует этому. Затянувшийся экономический спад побуждает некоторые фирмы сокращать праздничные выплаты, но целиком отменять их никто не решается.
Поэтому универмаги торгуют в авральном режиме, временно нанимая старшеклассников, студентов и пенсионеров помогать штатным продавцам. Все предельно упрощено. На одном этаже — подарки по 300 долларов, на другом — по 100, на третьем — по 50. Покупатель приносит визитные карточки своих родственников, сослуживцев, деловых партнеров. Их сканируют, чтобы рассылать сувениры по домашним адресам.
По цвету упаковочной бумаги можно судить о цене подарка. Это очень важно, ибо каждая семья ведет скрупулезный учет: что от кого получено. Главное для японца — послать в ответ нечто не менее ценное. Подарочная амплитуда год от года расширяется.
В Японии 45 миллионов семей. И каждая из них рассылает в среднем по 20 праздничных подарков и по 50 новогодних открыток. Нетрудно подсчитать астрономическую нагрузку для почты: более двух миллиардов открыток. Так что почтальоны заняты даже больше продавцов. С 10 до 25 декабря можно послать открытки по льготному тарифу, а в последнюю неделю года — уже втридорога.
Предновогодние недели — сезон банкротств и массовых увольнений, следовательно, сезон самоубийств. Возле кратеров вулканов перед праздниками выставляют полицейские патрули. В Стране восходящего солнца ежегодно кончают с собой более 36 тысяч человек. Десятилетие назад самоубийц было в полтора раза меньше. Причина увеличения их количества — потеря уверенности в завтрашнем дне, которая некогда была стержнем японского образа жизни.
Японскую экономику не случайно называют «велосипедной». Она сохраняет устойчивость только при высоких темпах роста. А на 90-е годы пришелся самый затяжной после войны застой. Под угрозой главное слагаемое японского экономического чуда — система пожизненного найма. Вот уже несколько лет подряд она подвергается эрозии. Ведущие фирмы стали переводить производственные мощности за рубеж, в страны с более дешевой рабочей силой. Это разорило отечественных субподрядчиков и мелких поставщиков.
Затем компании начали сокращать штаты японских сотрудников. Сперва досрочно избавились от 50-летних, потом взялись за 40-летних. Японцы, привыкшие наниматься на работу, как и жениться, один раз на всю жизнь, психологически гораздо меньше подготовлены к увольнению, нежели американцы или западноевропейцы. Поэтому оказаться за воротами для них поистине трагедия, нередко — повод свести счеты с жизнью.
Было бы, разумеется, натяжкой утверждать, будто все самоубийства в Японии совершаются именно под Новый год. Но на две последние недели декабря, как правило, приходятся два среднемесячных показателя. Выходит, интенсивность суицида возрастает по крайней мере вчетверо. Такова, стало быть, диалектика японского Нового года — для большинства людей самой радостной, а для кого-то самой трагичной поры.
Глобализация на уровне туалетов
В Китае, где началась подготовка к Олимпиаде 2008 года, вызвала большой интерес прошедшая в Сингапуре всемирная конференция «Культура общественных туалетов — вызов времени». Более двухсот делегатов со всех континентов обсудили на ней вопрос о создании международной организации, предназначенной специально заниматься данной проблемой.
Пекинским полицейским предписали изучать иностранные языки (всем без исключения — английский плюс по выбору или японский, или русский, или арабский). Приедет много иностранцев, надо быть готовым и к неординарным ситуациям.
Все это напомнило мне начало моей жизни в Японии, куда я приехал незадолго до токийской Олимпиады 1964 года — первой на азиатской земле. Тогда японские полицейские были так же напуганы предстоящим наплывом иностранцев. А проблема общественных туалетов тоже оказалась в центре внимания.
Когда сталкиваются разные стереотипы поведения, разные представления о приличном и неприличном, подобающем и неподобающем, или, как я это называю, разные грамматики жизни, часто возникают недоразумения. Начать с того, что до недавних пор китайским или японским мужчинам общественный туалет был не очень-то и нужен. Справлять малую нужду (и не только на селе, но и в городе) можно было у любой стены, не привлекая внимания прохожих. До сих пор в центре Токио, в районе Акасака, где сосредоточены самые престижные рестораны, можно увидеть на железобетонной эстакаде надпись: «Убедительная просьба мочиться не на стену, а в мусорную урну».
Представление, что все естественное не может быть неприличным, привело к курьезу: общественные туалеты в Японии не делились на женские и мужские. Кое-где в традиционных гостиницах и закусочных так обстоит дело и теперь. Есть общие помещения с отдельными кабинками для женщин.
Накануне токийской Олимпиады муниципалитет предписал разделить общественные туалеты с четким указанием, для кого они предназначены. Но тут возникла проблема: что писать на дверях? Иероглифы будут непонятны для иностранцев, а буквы — для японцев. Устроили конкурс символов: к примеру, женская туфелька и мужская шляпа. Одна газета поместила снимок известной московской скульптуры «Рабочий и колхозница» и предложила рисовать на двери «Ж» — серп, а на двери «М» — молот.
Но все эти новшества не привились. Мужчин в Японии по-прежнему не удивит, если, входя в общественный туалет, они увидят за дверью весело щебечущих женщин, которые прихорашиваются перед зеркалом. Вашингтонская журналистка с дрожью в голосе рассказывала мне о кошмарных приключениях в дорогом ресторане на Гиндзе.
В конце ужина она «отправилась попудриться». Сначала зашла в кабинку, а когда стала выходить, с ужасом увидела спины трех мужчин, стоявших перед писсуарами у противоположной стены. Подумала, что ошиблась дверью, и решила переждать. Но через десять минут там делали свое дело уже пятеро мужчин. Американка спряталась вновь, потом еще и еще раз, пока ее спутники не догадались прийти на помощь.