Мне довелось увидеть храмы Каджурахо и при вечернем, и при утреннем освещении, когда косые лучи солнца прорисовывают каждый выступ. На фоне синего, еще не выцветшего от зноя неба эти возносящиеся ввысь золотистые храмы напоминают сказочные ларцы для сокровищ.
После утомительного пути из Дели хотелось отдохнуть. Но задолго до рассвета нас разбудили барабанная дробь, перезвон колокольцев и шум человеческой толпы. В нем выделялись женские причитания, а мужчины хором выкрикивали что-то похожее на лозунги. Оказалось, наш приезд в Каджурахо совпал с одним из праздников в честь бога Шивы. Большинство местных храмов демонстрируется туристам в качестве исторических памятников. Они ограждены металлической решеткой, пространство между ними превращено в тщательно возделанный парк. Там цветут лиловые бугенвили, среди аккуратно подстриженных газонов зеленеют деревья манго. Но одна из древних построек до сих пор является действующим индуистским храмом.
С утра по ведущим туда тропинкам тянулись паломники. Тела мужчин, прикрытые лишь набедренной повязкой, казались пепельно-шоколадными, потому что паломники через каждые несколько шагов ложились прямо в пыль, припадая к земле. Женщины шли в ярких сари, неся с собой до блеска начищенные медные кувшины.
Возле храма паломники окропляли себя водой, поднимались по ступеням и припадали лбом к камню. Затем звонили в медные колокольчики, висевшие во внутреннем алтаре, поливали водой статую Шивы и украшали ее гирляндами цветов.
После этого мужчины спускались к пруду для повторного омовения, а женщины продолжали нараспев молиться, двигаясь вереницей вокруг каменного столба и двух священных смоковниц, разросшихся возле храма. В экстазе они молили грозного бога послать очередной плод в их чрево. В обряде было что-то мистическое, загадочное, жуткое…
Вспомнился правительственный плакат, призывающий к ограничению рождаемости. Сможет ли власть преодолеть силу религиозного фанатизма? В национальном характере глубоко укоренился тантрический культ: сладострастие — высшее проявление жизни, акт творения, и чем изощреннее в этом человек, тем ближе он к богу.
Вечером в Каджурахо был концерт народных танцев. Зрители разместились на раскладных стульях перед искусно подсвеченными храмами. Ведущий программы напомнил, что храмы в древней Индии служили не только местом религиозных обрядов, но и средоточием культурной жизни. Впоследствии эта связь ослабла. И вот теперь решено возродить фестивали народного искусства возле храмовых ансамблей.
Мы любовались движениями танцовщицы, у которой на щиколотках были серебряные браслеты с бубенчиками. Она удивительно тонко передавала движениями своего тела сложнейшие оттенки непривычных нам ритмов индийской народной музыки. За сценой поднимались в звездное небо контуры храмов Каджурахо. В разгар концерта я вдруг заметил, что одна из звезд быстро движется. Это был искусственный спутник Земли. Он вновь напомнил о сосуществовании прошлого и настоящего, об органическом сплаве несовместимых эпох.
Как добывают цейлонские сапфиры
Цейлонские самоцветы, цейлонский чай… Оба словосочетания привычны, хотя первое обрело известность гораздо раньше второго. Еще в VI веке до нашей эры царь Соломон посылал на далекий остров корабли за драгоценными камнями для царицы Савской. Самый большой сапфир британской короны, превышающий 400 каратов, был найден на Цейлоне среди рисовых полей Ратнапуры.
По равнине Ратнапуры когда-то протекала река Калуганга. Впоследствии она изменила свое русло. Горные потоки принесли с центрального плато вместе с обломками скальных пород и драгоценные камни. Большинство месторождений самоцветов в Шри-Ланке, как теперь называется Цейлон, представляют собой отложения гравия в руслах бывших рек. Самоцветы сохраняются в наносах именно благодаря своей твердости. Менее стойкие породы превращаются в песок, более твердые отлагаются в виде пластов гравия. Вот в них-то и следует искать самоцветы.
Мы ехали по равнине Ратнапуры, которая с виду ничем не отличалась от других земледельческих районов Шри-Ланки. Вокруг желтели рисовые поля, среди кокосовых рощ прятались селения. Но вот там и сям стали попадаться шалаши, крытые пальмовыми листьями. На первый взгляд они показались навесами для сушки снопов. Однако отвалы породы серо-зеленого цвета и сбегавшие ручейки воды говорили о том, что это и есть сапфировые копи.
Примитивная шахта выглядит, как сельский колодец с деревянным воротом. Внутренние стенки ее закреплены бамбуковыми жердями, поперек настланы листья кокосовых пальм. У каждого такого колодца тарахтит насос с механическим движком. Каждые четверть часа люди крутят ворот, чтобы поднять снизу бадью с гравием. Старатели обычно спускаются в шахту на полдня с изрядным запасом свечей. Вниз они скользят по бамбуковой жерди, как циркачи, а выбираются по распоркам, составляющим остов колодца.
Шахта, в которую я спускался, имела двенадцатиметровую глубину. От главного ствола в стороны радиально расходились шесть штреков. Их роют на разной высоте, пока не наткнутся на слой гравия. Найдя его, начинают добычу, подпирая забой столбиками гевеи с соседних каучуковых плантаций. В забое сыро, отовсюду сочится вода. Работать приходится по колено в грязи. Люди накладывали гравий в плетеные корзины и волокли их к бадье-подъемнику.
В каждой артели существует давний, незыблемый порядок распределения долей. Две десятины получает владелец земли. (Большинство шахт расположены на месте рисовых полей.) Одна десятина идет владельцу насоса. Еще одна — тому, кто покупал лицензию (на рытье шахты нужно получить разрешение, внеся в казну денежный залог). Остальные шесть десятин делятся пополам между главой артели и рядовыми старателями, которых он нанимает. Выходит, те, кто непосредственно трудится в шахте, получают лишь 30 процентов дохода.
Старатели Ратнапуры очень боятся змей. Если гадюка или кобра заползает в шахту, работы прекращают. По древнему суеверию, в добыче самоцветов никогда не участвуют женщины. К моменту промывки гравия, накопленного за месяц, с нетерпением готовится вся артель. Промывка идет в присутствии владельцев земли, насоса, лицензии и руководителя артели. Гравий в плоских плетеных корзинах промывают под струей воды круговыми движениями. На донышке остается несколько невзрачных камешков, в которых трудно узнать самоцветы.
Их скупкой, а также ювелирной отделкой на острове со Средних веков занимаются «мавры» — цейлонцы арабского происхождения. Добытые камни продаются на аукционах. Они периодически проводятся в Ратнапуре и требуют от покупателя опыта, чутья и просто везения. Ведь камешек, сохранившийся среди гравия, — это осколок твердой породы, но совсем не обязательно самоцвет.
После того как партия камней продана, она идет на огранку. Почти вся добыча копей Ратнапуры обрабатывается на месте, Инструмент для огранки предельно прост. У ювелира нет даже мотора, который приводил бы в движение диски с нанесенными на них абразивами. Огранщик держит в руке бамбуковый прут и двигает им взад и вперед, словно виолончелист смычком. К пруту привязана веревка, она вращает диск на вертикальном стержне. Он и стачивает грань за гранью.