Рамирес не раз уже наблюдал эту метаморфозу, и она давно не вызывала у него интереса. Мысли его были заняты тем человеком в кузове. При нем действительно оказался рюкзак, нечто вроде тюка. Там поместилось бы двадцать фунтов кокаина. Двадцать фунтов? Почти на миллион долларов. Рамирес сунул руку за пазуху и нащупал вороненую рукоять пистолета. «Кольт питон магнум», калибр 357, его любимый.
Матерь божья, это же так просто.
– Поворачиваем? – спросил Оскар Меса.
– Нет.
– Прямо?
– Да.
– Рейнолдо, я…
– Прямо.
– Так мы уедем в горы. Я…
– Прямо, я сказал.
Рамирес протянул руку и включил радио. Он крутил рукоятку настройки, пока не поймал Тусонскую радиостанцию. Он оставил ее и задумался о Тусоне, невыразительном новом городе на равнине, со всех сторон окруженной горами. О городе денег, полном толстосумов-американцев, блондинок и плавательных бассейнов.
Так просто.
В ушах негромко звучала американская музыка. Шум в кабине стоял оглушительный. Рамирес надвинул свою ковбойскую шляпу на самый лоб, на глаза, прижался затылком к спинке сиденья, вытянул ноги и закинул одну на другую. Он грыз зубочистку и воображал себя доном, обладателем роскошного поместья на возвышенности в окрестностях Мехико, как у дона Хосе Хуэрра. Ему грезились светловолосые женщины и лошади.
Откуда все-таки он столько знает? И на кого работает?
Вот ведь в чем загвоздка. В трех-четырех предложениях этот незнакомец обрисовал самый тщательно оберегаемый секрет Рамиреса. Если ему известно о связи Рамиреса с семьей Хуэрра и о горной дороге в Америку, значит…
– Рейнолдо, я все вижу. Ты боишься этого гринго. Одно слово – и я прикончу его. Тебе не о чем беспокоиться.
– Крути баранку, тупица, – оборвал его Рамирес.
Оскар сегодня изрядно действовал ему на нервы. Пять лет назад, когда Рамирес его нашел, тот был таксистом и поставлял девочек американским студентам в Тусоне; теперь этот недоумок возомнил себя его правой рукой. Рамирес сплюнул в окно.
– Фары. И не гони так.
– Да, Рейнолдо.
Фары погасли.
– Подфарники-то оставь, идиот.
Оскар немедленно включил слабые оранжевые огоньки.
Фургон покатил по ухабам дальше, и Рамирес достал пластинку жевательной резинки. Вскоре они выбрались на перевал. Далеко внизу виднелись два грузовичка: американский, маленький и хорошенький, и его собрат, более крупный и менее аккуратный, неуклюже переваливающиеся через холмы. Огонь их фар был виден на много миль окрест. Рамирес был не из тех, кому нравится любоваться видами; сейчас он смотрел совсем в другую сторону.
– Вот она, – внезапно сказал он. – Матерь божья, чуть не проглядел. Стар я стал для этого ремесла.
Оскар ударил по тормозам, и на один головокружительный миг фургон занесло на гравии. Рамирес метнул недобрый взгляд на идиота Оскара, который побелевшими пальцами сражался с рулем. Но грузовик не подвел. Рамирес вылез, чертыхаясь и кутаясь в куртку. Ну и холодрыга на этой верхотуре. У тех, что в кузове, нет пальто, они, должно быть, дрожат и жалуются на холод. А гринго?
Изо рта шел пар. Руками в перчатках Рамирес нашарил в кустах что-то туго натянутое, дернул и открыл грубые ворота, небрежно замаскированные ветками. За ними обнаружилась узкая дорожка, ведущая в сторону от главного проселка.
– Готово, – бросил он.
Фургон бочком протиснулся в ворота. Его повело и начало заносить. Оскар отключил сцепление, и автомобиль накренился, начал скользить под горку, окруженный тучей пыли; казалось, он вот-вот упадет. Но в конце концов машина очутилась на еще более узкой дороге и остановилась. Рамирес захлопнул ворота и спустился по склону вниз.
Фургон вновь продолжил свое головокружительное путешествие в темноте. Рамирес высовывался из кабины и следил за дорогой. Работенка была нелегкая. Дважды болван Оскар едва не погубил их всех, и лишь крик Рамиреса «Нет! Нет! Матерь божья!» заставлял его затормозить в считанных дюймах от края пропасти. Это были игры для ребят помоложе, и сердце у Рамиреса гулко бухало. Однажды он даже сам вышел и зашагал впереди, остро чувствуя вздымающиеся вокруг темные пики, звезды, обжигающе холодный ночной воздух и полумесяц, от вида которого ему становилось не по себе. Никогда еще он не видел этих мест в белесом лунном свете. Рейнолдо перекрестился и дал обет поставить свечу Деве Марии.
– Глуши мотор, – приказал он наконец.
Он выбрался из кабины и двинулся к дверям фургона.
Если он вообще собирается действовать, момент настал.
Мексиканец вытащил пистолет и открыл двери. В ноздри ударил запах сбившихся в кучу тел.
– Идемте, ребятки. Ничто больше не стоит на вашем пути к американским денежкам, – пошутил он по-испански и отступил, глядя, как люди проворно выскакивают из фургона.
Они выбрались по одному – пятеро юнцов и мужчина постарше, дрожа на пронизывающем ветру. Рамирес ждал, не зная, как ему быть.
Он немного попятился и прошептал:
– Эй, гринго, выходи. Мы ждем. Тут не жарко.
Из фургона не доносилось ни звука.
– Эй? Ты что там, вывалился? Да что с этим hombre [1] такое, а?
Он заглянул в фургон, присмотрелся, пытаясь различить…
Удар повалил его наземь. Не успел он подняться, как незнакомец набросился на него. Лезвие ножа захолодило кожу.
– Patron, patron! – завопил Оскар и бросился к ним с дробовиком.
Из пальцев Рамиреса вырвали пистолет, незнакомец поднялся и отступил.
– Эй, – позвал Рейнолдо. – Без глупостей. Пушка для твоей же безопасности. От federates. [2]
– Что мне делать, patron? – спросил Оскар.
– Скажи ему, чтобы он бросил дробовик, – велел незнакомец.
– Брось его, – крикнул Рамирес.
Ружье упало на землю.
– А теперь поднимайся, – приказал мужчина.
Рейнолдо поднялся на ноги, тряхнул головой, по которой был нанесен удар чем-то тяжелым, металлическим.
– Я просто проверял, не вытряхнуло ли тебя на ухабе, – сказал он. – У тебя в руках пушка. Не делай резких движений.
Высокий зашвырнул пистолет в кусты. Рамирес отметил, что он приземлился неподалеку от кактуса-сагуаро, похожего на распятие. Ничего, по пути обратно можно подобрать.
– Все нормально? – спросил он. – Больше никаких пушек. Мир.
– Идем, – бросил мужчина.