– Кто знает? Это загадка. Мексика полна загадочного. Это страна загадок.
Рамирес рассмеялся.
– Бандиты? Сутенеры? Наркоторговцы?
Рамирес расправился с куриной ножкой и швырнул обглоданную косточку через всю комнату в угол, где на нее набросилась собака, а сам обтер ладонь о штаны. У Тревитта возникло такое чувство, как будто он очнулся в пещере Циклопа.
– Он делает отличную курицу, – заметил Рамирес, – этот полковник. Готов поручиться, что он богач.
Он зевнул и взглянул на Тревитта.
– Вот что я скажу вам, мистер. Когда идешь отлить, нет-нет да и вымокнешь. Вы меня понимаете?
– Э-э…
– Оскар Меса, он вымок. Семья Хуэрра из Мехико, да кто угодно. Это может аукаться еще многие годы.
Тревитт встал на нетвердые ноги и, когда выпутался из куцего одеяла, обнаружил, что облачен в дешевые полотняные штаны, одежду крестьянина. Он кое-как доковылял до двери. За ней виднелся загон для коз, мусорная куча, грунтовая дорога, стремительно сужающаяся до тропинки, и бурое море заскорузлых, складчатых, пыльных, каменно-холодных и безмолвных гор.
– Где мы, черт побери?
Внизу виднелись какие-то деревья и долина, там и сям мелькали возделанные поля. Но это был дикий край, необузданный, высокогорный и бедный.
– Неподалеку от Эль-Пломо. В горах Сьерра-дель-Каррисаи. К западу от Ногалеса. Милях примерно в шестидесяти.
– А где все остальные?
– Внизу. В Эль-Пломо. Это большое приключение. Вчера ночью малыш плакал, хотел к маме. Но теперь он уже успокоился.
Тревитт с болью кивнул. Бедняга. Какого дьявола они не отпустили его? Теперь мальчишка черт знает где и по уши увяз во всем этом.
– Они скоро уже вернутся. Стоп, мистер. А вы кто такой?
Мексиканец впился в него настороженным взглядом.
– Просто парень, который вляпался в непонятно что, – последовал сбивчивый ответ Тревитта. – Я тоже искал приключений.
– Приключений ищут только сумасшедшие. Рейнолдо хочет умереть где-нибудь в теплой постели. С бутылочкой пива и теплой мягкой бабой под боком, которая не создает тебе неприятностей.
Тревитт прислонился к занозистому косяку и принялся выглядывать на узкой дороге взятую напрокат желтую машину. Боже, ну и счет ему выкатят!
– По крайней мере, – сказал он, – мы в безопасности. Это хорошее место, чтобы залечь на время.
– Да уж, тут безопасно, – расхохотался Рамирес. – Безопасно так безопасно.
Его улыбка так и лучилась весельем.
– В чем дело? Что тут такого смешного?
– Дело в том, что я позвонил из Эль-Пломо моему доброму другу Оскару Месе. И рассказал ему об этом замечательном безопасном местечке.
Тревитт уставился на мексиканца. Сначала он решил, что имеет дело с особо извращенным чувством юмора. Но широченная, с сумасшедшинкой, улыбка Рамиреса так и не угасла и не стала хитрой, и Тревитт осознал, что именно ему выложили, и чуть не покачнулся, как от удара.
Внезапно он ощутил прилив сил и заорал:
– Что? Что ты сделал? Что сделал? Надо же было так сглупить, выложить все ему!
Тревитт взглянул на дорогу. В любую секунду на ней могла показаться машина, битком набитая мексиканскими головорезами. А у них была «беретта». С четырьмя оставшимися патронами.
– Эй, мистер, взгляните-ка сюда, – позвал Рамирес.
Мексиканец привел его в угол и сдвинул какую-то пыльную циновку, под которой обнаружилось что-то вроде ящика или сундука, вкопанного в землю. Он опустился на колени, отпер замок и открыл крышку. И вытащил оттуда винтовку с оптическим прицелом.
– Эх, поохотимся, – сказал он.
Его улыбка не стала уже, но Тревитту она показалась людоедской.
Внезапно послышался какой-то шум, и Тревитт решил, что умирает.
Но это оказалась всего лишь его желтая машина.
Когда Улу Бег подошел к двери, он понятия не имел, что скажет, у него не было никакого плана.
Он постучался, гадая, что уготовил ему Всевышний на ближайшие несколько минут.
Дверь распахнулась, и он очутился лицом к лицу с женщиной в годах с выражением живейшего, крайнего американского дружелюбия на лице. Она произнесла лишь:
– Здравствуйте.
– Да, здравствуйте, как поживаете? – отозвался он.
Что-то в его словах – он так и не понял, что именно, – похоже, смутило ее.
– Да? Вы на вечеринку?
Он понятия не имел, что ответить. За дверью виднелся полутемный коридор, а в конце его – ярко освещенная комната, дымная и людная. Он ощущал эту толпу, было очень шумно, слышался хохот.
– Да? – повторила она.
Ей хотелось помочь ему. Он видел это.
– Все в порядке, – сказал он.
– А, – обрадовалась она, – вы, должно быть, доктор Абдул.
– Да. Доктор Абдул.
– Спасибо, что пришли. Джо восхищается вашими работами, несмотря на то, что не вполне разделяет ваше мнение о египетском господстве.
– Мне не терпится побеседовать с ним.
– Конечно, входите скорее. Не будем стоять здесь. О, вы такой высокий, а я и не знала.
– Да. Это дар Всевышнего.
– Да, наверное. Вы долго пробудете на факультете? Возвращаетесь в Каир в конце семестра или зимой?
– В конце семестра.
– О, я терпеть не могу эти краткосрочные контракты. Мы с Джеком были в Мюнхене, но грант был рассчитан всего на восемь месяцев. Меньше чем за два года по-настоящему в культуру не вникнешь. Как вам Америка?
– О! Мне здесь очень нравится.
– Прекрасно. Проходите. Джек вон там, у стены, за стойкой. Он нальет вам чего-нибудь выпить. А если вам удастся пробиться к Джо, передавайте ему привет от меня. Мне даже парой слов не удалось с ним перекинуться с тех пор, как он пришел.
– О, благодарю вас.
Он прошел мимо женщины и зашагал по коридору на шум. Несколько парочек переговаривались вполголоса в полумраке – должно быть, любовники. Он протиснулся мимо них и очутился в комнате, на краю толпы.
* * *
Данциг знал, что она в его власти. Настоящая красавица, и притом совсем молоденькая, экзотичная. Возможно, она даже мулатка, или евразийка, или каких-нибудь смешанных филиппино-русских кровей. Она еще не разговаривала с ним, но не сводила с него глаз. Он понимал, что это нелепая затея, к тому же технические трудности – как доставить ее к нему в гостиницу, как потом доставить ее из гостиницы обратно – были неизмеримы. Но он желал ее!