Второй Саладин | Страница: 81

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Чарди упал на колени и зарыдал. Он не мог остановиться. Он всхлипывал и давился слезами. Он пытался спрятать лицо от русского, нависающего над ним.

– Вы действительно сломлены, верно, Пол? Интересно, от вас когда-нибудь еще будет толк? Хоть в чем-нибудь? Надеюсь, когда вы вернетесь обратно, то сможете найти эту женщину и уговорите ее выйти за вас замуж. Кто-кто, а вы заплатили дорогой выкуп. Пожалуй, как никто другой. Можете жениться на ней, жить в пригороде и работать в рекламном агентстве. Скажите, Пол, неужели это того стоило?

В ту ночь, в самолете, который уносил его в Москву, Чарди исхитрился вскрыть себе вены на обоих запястьях осколком стекла. Он потерял довольно много крови, но его обнаружили и не дали ему умереть.

* * *

Чарди вынырнул из сна в своей квартирке, один в холодной ночи.

«Не глупи», – велел он себе.

Он выбрался из постели и подошел к холодильнику. Пива не было, он так его и не купил. Уже слишком поздно? Ему было отчаянно нужно что-нибудь выпить. Стрелки «Ролекса» показывали четыре. Он выглянул в окно над раковиной. За мутным стеклом мерцала россыпь уличных фонарей.

Чарди стоял босиком на кухоньке. Он плеснул в пластмассовый стакан тепловатой воды, но нервы у него сейчас были слишком натянуты, чтобы искать лед. Он думал о Джоанне, которая была на том свете, и об Улу Беге, который скоро будет там же. Думал он и о Спешневе, и ему даже показалось, будто он слышал голос русского, рассудительный, полный здравомыслия и убежденности. Спешнев сказал, и Чарди слышал эти слова, как будто тот находился тут, рядом с ним, в этой самой комнате: «На прошлой работе у меня был великолепный вид из окна. Я видел реку, исполинское старое чертово колесо, белые барочные здания».

Чарди не видел ничего. Он жил в пригороде, тут не на что было смотреть. Ему представился русский, глядящий на свои белые барочные здания, и поразился, как в душе этого человека живописные виды и архитектура эпохи барокко уживались рядом с теорией и практикой применения газовой горелки.

Пол тряхнул головой, отпил еще глоток воды. Посмотрел на часы: прошла всего минута. Теперь уж он ни за что больше не заснет. Он снова уставился в темноту, и в этот миг, в тот самый миг его с сокрушительной силой накрыло озарение. Во всем мире мог существовать лишь один город, в котором сочетаются реки, чертовы колеса и белые барочные здания. Он и сам там бывал.

Этим городом была Вена, где Френчи Шорта выловили в Дунае после одиночной операции.

Глава 40

Причудливая вязь судьбы, которая проглядывала сквозь все события, тревожила Улу Бега, будила глубокие подозрения: происходящее всегда было загадочным, поразительным, словно подстроенным с арабским хитроумием. Взять хотя бы любопытное совпадение, по которому курд появился на сцене ровно тогда, когда Чарди ее покинул – словно бы свыше было предначертано, что их встреча откладывается на другой день. Или вмешательство неведомой силы, благодаря которой этот толстяк Данциг остался жив. Он стрелял с пятнадцати футов и видел, как заколыхалась одежда, когда пули достигли цели, как американец грохнулся на пол. Он видел это, видел своими собственными глазами. Так каким же чудом Данциг остался жив?

«ПОКУШЕНИЕ НА ДАНЦИГА НА ЧАСТНОЙ ВЕЧЕРИНКЕ В КЕМБРИДЖЕ: ДВОЕ ПОГИБЛИ В ПЕРЕСТРЕЛКЕ. БЫВШИЙ ГОССЕКРЕТАРЬ В СТАБИЛЬНОМ СОСТОЯНИИ».

Что это – какая-нибудь американская уловка, хитроумную цель которой не под силу разгадать человеческому разуму? Или ему и в самом деле не повезло?

Он читал газету, пока не наткнулся на объяснение.

Жилет, задерживающий пули! Жилет!

И тут, когда он уже было решил, что с неожиданностями покончено, он перевернул страницу и обнаружил еще одно знакомое лицо, глядящее на него еще из-под одного пугающего заголовка:

«В РОКСБЕРИ ОБНАРУЖЕНО ТЕЛО ПРЕПОДАВАТЕЛЬНИЦЫ ГАРВАРДА».

Она мертва. Как и еще двое неизвестных. Два бывших брата, один преследующий, другой преследуемый, разминулись в ночи. И после всего этого Данциг все-таки остался в живых.

Улу Бег слабо откинулся назад и потер заросший щетиной подбородок. Он устал, глаза у него слезились. Он в бегах уже неделю после того, как это произошло, и деньги у него были на исходе. Нужно побриться, вымыться, отдохнуть.

Он огляделся по сторонам. На станции, несмотря на поздний час, было полно народу. На улице шел дождь. Америка якобы была страной чудес, но на этой станции воняло сортиром, было грязно и жарко. Кроме того, вокруг толпились странные люди: психи, старухи, мамаши с неуправляемыми детьми, хмурые солдаты, богатые денди – словом, куда более своеобразный контингент пассажиров, чем на автовокзалах. Или, возможно, виной всему было его безысходное настроение или усталость, понимание, что с каждым днем его шансы тают на глазах; ему никогда не добраться до Данцига, его поймают.

Ему некуда было идти, негде укрыться. Никто не направлял его. Несколько минут назад он допустил ужасную оплошность, перепутал четвертак с пятидесятицентовой монетой в маленьком кафе; разгорелся скандал, на шум пришел полицейский. Даже сейчас блюститель порядка подозрительно поглядывал на него из-за колонны.

Курд посмотрел на часы. Через несколько минут – если поезд не опоздает, а они вечно опаздывали, – он отправится в Вашингтон. В Вашингтоне он отыщет дом Данцига. У него до сих пор хранилась фотография особняка из газеты, которую он читал много недель назад, в Арканзасе. Как-нибудь Улу Бег найдет его. И уж на этот раз подберется достаточно близко, чтобы приставить пистолет к голове толстяка, прежде чем стрелять.

Он откинулся назад, глядя на ржавые железные брусья. Пахнуло туалетом. По крыше барабанили капли дождя. Голова раскалывалась. Улу Бег почувствовал, что его начинает познабливать. Очень хотелось поспать, но он знал, что нельзя. Похоже, его лихорадило.

Если бы он мог рассчитывать на чью-то помощь! Знать бы, куда он едет. Знать бы, что предначертано свыше. Знать бы, какие еще неожиданности его ждут.

Какой-то человек присел рядом с ним, обернулся и сказал:

– Не хотите сигарету?

Это был полковник Спешнев.

Глава 41

Теперь и Роберто тоже не было в живых. Тревитт видел, как он умирал, получив пулю в легкое с большого расстояния.

– Да примет Иисус его душу, – перекрестился Рамирес, – и да вытрясет он душу из того недоноска со снайперской винтовкой и подотрет ею свой святой зад.

Тревитт забился за одного из чахлых уродцев, которые заменяли деревья на высокогорье Сьерра-дель-Каррисаи. Его бросило в дрожь при воспоминании о внезапной гибели, которая настигла Роберто – вчера? Позавчера? Дрожь объяснялась и холодом, который пронизывал до самых костей, и на миг у него промелькнула мысль обо всех пальто, которые были в его в жизни, о чудесных, основательных американских пальто, куртках, пиджаках и ветровках, о летописи всей его жизни, переложенной на язык пальто; а теперь, когда ему действительно понадобилось, этого предмета одежды у него не было, у него вообще ни черта не было.