Ланахан вляпался по-крупному. Он не мог отыскать Чарди. Тот как сквозь землю провалился. Стряхнул с хвоста двух нянек, и со вчерашнего утра его больше не видели. В квартире у себя он не появлялся. А ведь Майлзу было особо поручено не спускать с Чарди глаз. И он знал, что Мелмен обязательно спросит про Чарди. Если он попытается солгать, то сам испортит свое будущее. Если скажет Сэму, что Чарди с Тревиттом обделывают какие-то делишки в Мексике, то он влип. А если Чарди перебежал к русским, то он влип хуже некуда.
Маленькие ручки Тревитта сложились в кулаки. И почему эти лопухи упустили Чарди? Ну как можно требовать от него каких-то достижений с такими недотепами, как те двое! Это нечестно. Не должны были навешивать на него ответственность сразу за Чарди и за Данцига. Это было уже чересчур, тем более что Данциг тоже начал выкидывать фортеля.
Слово получил отдел Дальнего Востока. Контр-адмирал – хотя он проработал в ЦРУ уже бог знает сколько лет, но до сих пор носил флотскую форму – тешил свое тщеславие. Говорил простыми, обтекаемыми фразами, читал сквозь очки по бумажке что-то на столь невразумительную тему, что Ланахан даже не пытался вникнуть. Однако закончил он почти сразу же, как только начал, и безучастно уселся обратно на место.
– Обсуждение?
– Уолт, вопрос по гонконгской верхушке. Это те же самые люди, которых Джерри Кении использовал еще в пятьдесят девятом?
– Не все. Старый Ли, разумеется, – он там с самой войны. Но реальная сила – более молодые люди, те, которые появились уже после Чана Кайши.
«Что еще за Джерри Кении?» – задался вопросом Ланахан.
– Ладно. Я просто хотел уточнить. Думаю, Джерри не особенно любил Ли.
– Ну, Ли тоже кое на что годится.
– Надо думать.
– Еще что-нибудь?
«О господи», – внутренне содрогнулся Ланахан.
А потом подумал: «Ну, Чарди, ты и мудак!»
И сам поразился, как это он мог произнести, пусть даже всего лишь в мыслях, такое грязное слово.
– Сэм. Ты следующий?
* * *
Мелмен заговорил. Он очаровал их, Ланахан видел это. Он очаровывал их, убаюкивал, уводил их то туда, то сюда: краткий обзор операции, ключевые моменты, неудачи, судьбы давно умерших участников, общественное положение живых, бесконечные лестные отзывы о своей правой руке и координаторе операции, Майлзе Ланахане, при которых Майлз мог лишь кивать и натянуто улыбаться.
«Он подставляет меня, – думал Ланахан. – Он знает, что я напортачил, – должны же у него быть свои источники, он просто меня подставляет».
Майлз снова прошелся языком по губам. Боже мой, до чего же жарко! Он очень надеялся, что на лбу у него не выступила испарина; ему нужно было в уборную и до смерти хотелось пить.
Где Чарди?
«Ну почему я не сдал его Мелмену раньше? У меня была настоящая бомба, хороший шанс. Нет, мне непременно хотелось разыграть эту карту поудачней, подать ее получше, добиться чего-нибудь побольше…»
Он еще вполне мог разоблачить Чарди. Еще не было поздно. Он ничего Чарди не должен. Таких, как Чарди, он хорошо помнил по старшим классам школы и по колледжу: спортсмены, герои, они искренне верили, что весь мир принадлежит им; они считали, что заслужили лучшие места под солнцем. Священники любили таких Чарди, а смышленому, но хилому пареньку, вроде Майлза, едва кивали. Чарди нес знамя веры, Ланахан же просто выполнял свою работу.
Где же Чарди?
Его группа работала всю ночь. Безрезультатно. Он разослал своих людей по полицейским участкам, по больницам. Они все еще могли связаться с ним, это было дело считанных секунд, хотя у него и оставались считанные секунды до того, как он поднимется, считанные секунды…
«К черту», – подумал Ланахан.
Он сделал глоток воды, затем другой; на этом она и закончилась. Весь стакан он опустошил одним залпом. Он почувствовал на себе полные ужаса взгляды; он что, хлюпал на всю комнату, когда пил? Все, традиция нарушена, его карьере конец? Выходит, она, в конечном итоге, зависит от таких мелочей, не от того, кто твой отец и где ты ходил в школу, а сколько воды ты пьешь, те ли носки носишь и знаешь ли, когда смеяться и над чем?
Он потер нос, на котором назревал прыщ.
– Майлз?
– А! Прослушал.
– Состояние дел?
– Ну… – его голос прозвучал чуточку визгливо, он понизил тон, – ну, Сэм, джентльмены…
Нет, неверная нота, он ведь не хочет показаться подобострастным, тут главное – держаться с достоинством.
– …в настоящий момент ситуация стабильная. Доктор Данциг до некоторой степени сотрудничает с нами, оставаясь на одном месте, а мы держим его дом под наблюдением.
– Майлз, какого рода контакты вы поддерживаете с ФБР?
– Крайне поверхностные. Один из их руководителей предложил мне любое содействие, но я поблагодарил его и отказался. Не вижу смысла привлекать их сверх необходимого. Они хотели помочь нам людьми, но никто не знает, кто из них кому докладывает.
– А что разведка?
– Я консультировался с ними относительно границ сферы моей деятельности; они очень мне помогли. Но людей не предложили, а я их не просил. В самом доме и на участке дежурят наши люди, вдобавок окрестности патрулируют машины, а в одном доме в том же квартале разбит чрезвычайный штаб. Там все очень серьезно. Они чуть было не арестовали меня.
– А меня вот арестовали, – под общий смех сообщил хороший знакомый Джозефа Данцига.
Майлз уже начал надеяться, что…
– А в каком состоянии сам Данциг?
– Э-э… Он находится в состоянии сильнейшего стресса. Ему сейчас приходится нелегко, и нам тоже. Он держится, хотя и не без срывов.
– Как ваши люди?
– Мне не на что жаловаться. По-моему, все идет неплохо. Они профессионалы и знают, чего ожидать.
– Еще что-нибудь, Майлз? – спросил Сэм.
– Это все. Больше добавить мне нечего.
– Ну, если ни у кого нет вопросов…
– Вроде в этой операции участвует Чарди?
– Да, – сказал Майлз.
– Вот Пол был оперативник. Куда там вашим профессионалам! Один из настоящих ковбоев.
В голосе слышалась теплота, простодушная тоска по поре, которую кое-кто из собравшихся в этой комнате до сих пор считал добрыми старыми временами.
Да и пошел он. Пошел он к черту. Из ниоткуда, из сентиментальной тоски по отвратительному прошлому всплыло мерзкое имя Чарди. Майлз быстро глянул в дальний конец комнаты, но говорившего определить не смог. Все они были на одно лицо: седые, приятные, учтивые люди в костюмах, чуть высокомерные, с дежурными улыбками и спокойными глазами.
– Я слышал, Данциг к нему благоволит, – с любопытством заметил еще кто-то.