Машины мчались, как ветер.
* * *
Когда ждешь, кажется, что время исчезает. Но когда доходит до дела, ощущение времени внезапно возвращается. Так и случилось, когда они добрались до перекрестка улицы Викториано Гарсона, свернули налево, миновали госпиталь, несколько окруженных деревьями маленьких деревянных домов, в которых жили семейные офицеры, и наконец подъехали к контрольно-пропускному пункту номер три, через который осуществлялся вход в казармы. Само здание неясно вырисовывалось впереди и немного наискось, в темноте были видны зубчатые крепостные валы, и казалось, что здесь не хватает только великого Дон-Кихота с копьем наперевес и гулко бьющимся сердцем. Перед казармами раскинулся широкий плац, огражденный от всего остального мира лишь низкой стеной и проходной, у входа в которую висела бело-желтая схема. В казармах размещалось около тысячи человек, но сегодня, как подразумевалось по плану, они все должны были быть пьяны.
План (если, конечно, он заслуживал столь громкого названия) был прост. Первая машина должна была немного оторваться от колонны и подъехать к проходной. Кастро молил Бога, чтобы сработало преимущество внезапности — его единственное преимущество.
Он сбросил газ до скорости пешехода, а тем временем первая машина добралась до проходной, и из колымаги выпрыгнули шесть человек в самой лучшей форме, какую им удалось достать.
— Дорогу генералу! — рявкнул их командир Гитарт. — Откройте ворота генералу!
Как ни странно, произошло чудо. Трое часовых взяли на караул, приветствуя генерала, и замерли на месте. Их тут же схватили и обезоружили. Гитарт и его команда протолкнули их вперед, вошли следом и открыли ворота.
А потом произошло второе чудо, и все рухнуло. Боги хаоса и катастрофы явились Кастро в виде трех людей — двух солдат с американскими автоматами и сержанта с пистолетом на поясе. Их не должно было там быть, но они были. Судьба революций зависит от случайностей так же, как судьба отдельных людей. Видимо, это был патруль, совершавший обход. Троица резко остановилась и уставилась на то, что могла видеть только она: медленно продвигавшуюся вперед колонну из набитых людьми двадцати пяти машин с выключенными фарами.
Кастро не оставалось ничего другого, кроме как действовать с внезапной, ошеломляющей жестокостью. И он не стал мешкать. Он резко развернулся, выехал на тротуар, включил фары и ослепил патруль. Испуганные солдаты отпрянули, но было слишком поздно: он врезался в них и почувствовал сильный удар. Тела и оружие полетели в разные стороны.
Однако сержант, оказавшийся достаточно быстрым (или достаточно трезвым), успел отпрянуть вправо и избежать удара.
Кастро выпрыгнул наружу: сержанта нужно было остановить.
Но сержант исчез. Во время бегства он успел достать пистолет, и в воздухе прозвучало эхо семи быстрых выстрелов и крик:
— Assalto! Assalto! [54]
Именно этот сержант, а вовсе не Кастро на самом деле был героем, потому что его поступок в корне изменил ход событий.
Выскочивший из машины Кастро понял, что опоздал. Оставалась единственная надежда: если колонна будет двигаться быстро, то сможет добраться до казарм, обстрелять перепуганных солдат и заставить их бросить оружие, после чего его сторонники захватят город.
Но когда Кастро повернулся, то увидел хаос. Выпрыгивая из автомобиля, он забыл, что это должно было стать сигналом. Все машины тут же остановились, из них посыпались люди с винтовками и охотничьими ружьями наизготовку, горя желанием вступить в бой, которому теперь суждено было начаться не в самих казармах, а на авеню Монкада, под углом в сорок пять градусов к зданию.
— Машины! — крикнул он. — Всем вернуться в машины!
И тут прозвучали первые выстрелы. В капот автомобиля попала пуля, за ней вторая, третья... Шум был страшнее мысли о смерти: пули летели со свистом, терзавшим барабанные перепонки, и вонзались в металл с протяжным скрежетом.
— В атаку! — выкрикнул Кастро. — Огонь! Убейте этих ублюдков!
С этими словами он подбежал к передку своей разбитой машины, поднял с земли автомат, который уронил один из двух сбитых им солдат, повернулся, прицелился и, испустив громкий рев, застрочил по окнам и дверям темневшего впереди здания, разом опустошив магазин.
За ним последовало несколько человек. Они миновали проходную и двинулись к казармам. Но дружный ответный залп из окон заставил одних попятиться, а других рухнуть на землю.
Повстанцы начали отступать к машинам, ведя ответный огонь из малокалиберных винтовок и двустволок. Пули вонзались в угол здания, разбивали стекла, осыпали стены. А затем шквал прекратился сам собой. Люди перестали стрелять одновременно: у всех кончились патроны.
К этому времени спавшие в казарме солдаты окончательно проснулись. Должно быть, дежурный офицер понял, что случилось, и поднял их по тревоге. В каждом окне и проеме появились по меньшей мере три человека с винтовками и начали пальбу.
Из здания посыпался град пуль, и на сей раз машинам крепко досталось. Со звоном разбивались стекла, шины спустились. Машины припали к земле, как раненые животные, в воздухе стоял скрежет, на тротуаре лежали первые мертвецы.
Кастро снял с пояса стонавшего солдата запасной магазин, вставил его в автомат и снова начал поливать здание очередями. Он видел танец пуль и на мгновение восхитился силой, которую спустил с привязи, вспомнив недавние события, когда вся сила оружия была направлена на него одного.
Но ему тут же ответил дружный залп. Кастро чуть не оглох и понял, что с одним автоматом против сотни винтовок не повоюешь.
— Что делать? — спросил кто-то.
— Мы должны быть сильными! Должны быть смелыми. Нужно держаться. Гитарт внутри. Он атакует их с тыла.
Но в этот момент из казарм вырвался целый отряд, который устремился к улице, пробрался вдоль стены и начал обстреливать прятавшихся за машинами повстанцев с другой стороны. От машин летели осколки. На дальнем конце плаца ожило пулеметное гнездо. Попадая в землю, пули поднимали тучи пыли.
Они стреляли трассирующими, и улицу озарял мерцающий свет. А потом взорвалась одна из машин — видимо, пуля попала в бензобак. К небу рванулись языки пламени и озарили поле боя.
Весь караван был изрешечен. Между машинами прятались повстанцы, время от времени приподнимаясь и стреляя из винтовок двадцать второго калибра. Эти выстрелы звучали как треск ломавшихся веточек; им отвечал гром залпов из более тяжелого боевого оружия.
Кастро, чувствовавший себя неуязвимым, обошел шеренгу своих бойцов, осыпая их проклятиями:
— Стреляйте в них! Убивайте! Накормите их свинцом! Не давайте пощады ублюдкам!
Но на его крики никто не обращал внимания.
В конце концов человек, прятавшийся за ближайшей машиной, поднял глаза.